По деревне быстро разносятся вести. У Захарова двора собралось уже много народа, но толпа все прибывает, пополняется все новыми и новыми людьми. Многие из них с испуганными, расстроенными лицами, подбежав, пробиваются вперед, просят пропустить их поближе, посмотреть на убитых. Узнав, что никто не убит, люди облегченно вздыхают, и с недоумением рассказывают о том, как они испугались, услышав от кого-то о разыгравшейся в лесу битве. В этой битве будто бы Федька-Ребрышко убил Тарасова и Андрея Кузнецова, а сам потом был застрелен меньшим Кузнецовым — Степкой, единственным человеком, уцелевшим во всем этом сражении.
Все радуются, оживленно переговариваются, стараясь узнать, как все было на самом деле и кто это так здорово наврал, переполошив всю деревню. Степка чувствует, как его уши начинают гореть жарким огнем застигнутого врасплох хвастуна. Ему хочется сорваться с места, убежать, спрятаться, наконец, хоть провалиться сквозь землю, лишь бы не слышать этих разговоров, не видеть насмешливых взглядов. Ему кажется, что он слышит слова — «хвастунишка», «лгун», «вруша» — и не знает, куда деваться от стыда.
Что-то из этих разговоров донеслось и до Андрея, потому что он тоже как-то странно взглянул на Степку и хмуро усмехнулся. Беря в руки вожжи, он задумчиво разбирает их и полушутя, полусерьезно спрашивает, как бы советуясь:
— Как, Степан? Останемся, что ли?.. Или поедем?
Несказанно довольный возможностью выбраться из толпы, Степка как можно скорее, пока не передумал брат, взбирается на телегу и говорит:
— Поехали!
Ему бы только выбраться со двора. А потом можно и воротиться, когда народ разойдется.
Но Андрей явно не торопится уезжать. Он что-то подозрительно долго копается с упряжью, и не ясно, то ли он перетягивает ее покрепче, чтобы можно было ехать, то ли собирается распрягать лошадь, чтобы остаться. Наконец, какое-то движение в толпе привлекает его внимание, и он вместе со всеми устремляет взгляд на улицу.
По улице, запыхавшись, идут, почти бегут к Захарову двору Тося и Анна Константиновна.
На взволнованном, побледневшем лице Тоси одно за другим сменяются выражения то ужаса и отчаяния, го надежды и смятения. По впалым щекам ее катятся слезы, но она не стыдится, не вытирает их.
Что есть силы Тося тащит за руку едва поспевающую за ней Анну Константиновну и, пробиваясь сквозь толпу, растерянно спрашивает:
— Где он, где?! Пустите меня, дайте хоть взгляну на него… Ой, что же это, как же это так?! Неужели умер?..
Люди смущены ее так откровенно выраженным горем и, дружно расступившись, оставляют ее почти одну, лицом к лицу с Андреем.
Увидев его перед собой живого и невредимого, Тося сначала ошеломленно остановилась. Потом с просиявшим лицом шагнула к нему.
— О господи! — воскликнула она. — Андрюша!..
Вне себя от изумления и радости, она протянула к нему руки. Но вспомнив обо всем том, что уже легло между ними, в смятении кинулась назад. Натолкнувшись на стоящую рядом Анну Константиновну, она почти упала ей на руки и горько, в голос зарыдала, спрятав у ней на плече пылающее от стыда и горя лицо.
Люди молча стоят вокруг, сразу посерьезневшие, посуровевшие. Все понимают неуместность Тосиных слез тут, на улице при народе, слез девушки из хорошей семьи по чужому ей человеку. Но никто сейчас не осуждает ее за это. Все разделяют ее горе и понимают, что горе это и выше и сильнее тех условностей и обстоятельств, которые делают людей мужьями и женами.
Понимает это и Андрей. Он роняет на землю вожжи и нерешительно, виновато подходит к Тосе, хочет взять ее за руку, что-то сказать. Но Тося поднимает голову, взглядывает на него сквозь слезы.
— Не надо, Андрюша… Не надо… — говорит она, рыдая. — Иди своей дорогой… Лучше уезжай, коли собрался, а я… — Не договорив и закрыв лицо руками, она быстро уходит.
Андрей, постояв с минутку, тихо подходит к лошади, поднимает с земли вожжи и еле слышно говорит брату:
— Что ж… поехали, Степан.
И они поехали…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Едва только телега Кузнецовых медленно скрылась за поворотом, с противоположного конца улицы ко двору Захара на взмыленном жеребце подъезжает Геннадий Иосифович. Бросив лошадь у ворот, он энергично пробивается сквозь толпу к избе и набрасывается на Захара.
— Прохлаждаетесь! Долиберальничали с кулачьем, доцацкались с кузнецом своим! — кричит он на него. И увидев Анну Константиновну, которая вышла на шум, кидается к ней. — Аня! Ты представить себе не можешь! Я сам не понимаю, каким чудом уцелел! Бедный, бедный Тарасов! Ты понимаешь? Мне сразу показалось подозрительным, что этот кузнец подъезжает к лесу одновременно с нами… И вот только мы въехали в лес, вдруг навстречу четверо бандитов с обрезами! Я хлещу лошадь, но они полоснули почти в упор. Бедный Георгий Михайлович свалился замертво! Я едва отбился! Надо сейчас же снаряжать облаву, — командует он Захару. — Бандиты не могли далеко уйти! Обязательно поймать и кузнеца этого и бандитов, с которыми он, несомненно, связан, и в особенности главаря их, этого неуловимого Федьку…