Да и города здесь такие, что любая сибирская деревня лучше — в Соликамске 4 т. жителей, а в Дедюхине 4 720 чел. Городской бюджет первого 17 тыс. р., второго 2S тысячи, а приход всего 1189 р. Одним словом, всё это города “с позволения сказать”, особенно по сравнению с такими как Екатеринбург, бюджет которого около 200 тыс. рублей. Конечно, везде есть свои исключения, и на Каме попадаются зажиточные селения, особенно раскольничьи, в которых непременно есть свое рукомесло и торговлишка. К таким, пожалуй, можно отнести и Усть-Пыскорское село, вид на которое с парохода очень красив. Между Усольем и Чердынью это самое красивое место, и недаром наверху крутого берега красовался в былые времена богатый Пыскорский монастырь. Теперь от него осталась всего одна церковь, да и та стоит наглухо заколоченная. Пыскорское плесо замечательно красиво, и Кама живой, переливающейся гладью уходит верст на двадцать. Если смотреть с вершины плеса, пыскорская церковь издали чуть брезжится, как восковая свеча. История Пыскорского монастыря, конечно, связана с фамилией Строгановых, больших доброхотов и милостивцев до монашеской братии. Строгановы отказали монастырю большие угодья и главное — соляные промыслы, которые послужили главной статьей монастырского богатства. Заметим здесь деятельный, промышленный характер, каким отличаются все северные монастыри. Соль тогда служила дорогим товаром, а пыскорские монахи вываривали её “большие тысячи” пудов. Благодаря этому в монастыре скопились громадные богатства. Пыскорская обитель гремела до самой Москвы. Дальнейшая судьба этого монастыря довольно печальна. Он просуществовал до 1756 года, когда его архимандриту Иусту пришла блажная мысль перенести монастырь на новое место, на Лысьву, в 8 верстах от старого монастыря. Сказано — сделано, и монастырь перенесен. Эта странная архимандритская фантазия закончилась полным разгромом обители; в новом месте монастырь так захудал и опустел, что его решили уничтожить. Сначала был проект перевести его в Соликамск, но пермский губернатор Кашкин стоял за Пермь. Это было в начале восьмидесятых годов прошлого столетия. Канцелярская волокита шла без конца, десятки лет, а когда всё было решено, то в Пермь повезли пыскорские богатства натурой: кирпич, железную ломь, колокола, ценную рухлядь и т.д. Но чтобы построить новый монастырь в Перми, нужны были деньги, а денег не было; поэтому и состоялась оригинальная финансовая операция: губернская власть решила заложить в Вятке две пыскорских митры, оцененных в 40 тыс. р. Опять пошла волокита, кончившаяся даже уничтожением самого имени пыскорской обители. В Перми сохранилось несколько пыскорских древностей; в Вятке остались в закладе упомянутые выше две митры, да в народе сложилась поговорка: “Где был Пуст — там монастырь стоит пуст”.
— Сирота-сиротой стоит церковь-то… — с сожалением говорил старичок, чердынский купец, когда мы “бежали” под Пыскором. — А какое место-то умильное!.. Раз в год в церкви-то служат… Всё разорили.
— А кто разорил-то?..
— Сперва Пуст, а потом… Господь знает, кто зорил-то. Старичок благочестиво вздохнул и перекрестился. Набравшаяся в
общей каюте второго класса публика состояла главным образом из лесопромышленников, ехавших на Вишеру заготовлять дрова для соляных промыслов. Были еще два молчаливых чердынских купца (“чердаки”, как называют чердынцев), один Соликамский солевар — и только. Половина места оставалась пустой. Разговоры шли исключительно о соли и лесных заготовках. Особенно типичен был один подрядчик, напоминавший московскую чуйку. Среднего роста, жилистый, с широкой костью, сыромятным лицом и узкими темными глазками, Иван Тихоныч так и бросался в глаза, как лесной человек.