Ближайшее к Чердыни село — Покча; оно является чем-то вроде пригорода. Здесь же крепко засели и свои “благодетели”, служащие органическим продолжением чердынских. На первый раз бросаются в глаза самые постройки, каких нет в Зауралье. Крестьянские избы выставляются на улицу не лицом, а боком, так что обыкновенное деление такой избы на переднюю и заднюю здесь теряет свой смысл. Ход в такую избу не со двора, а прямо с улицы; к холодным сеням, соединяющим избы, приделано шатровое, наглухо забранное досками крылечко. Самые избы поставлены высоко, так что под каждой такой избой образуется подклеть; ход тоже с улицы, а крыльца вымощены на столбах. Вид такой избы, во всяком случае, оригинальный и наглядно объясняет ту роль крыльца, которая придается ему в старинных русских песнях. Другой особенностью здешней архитектуры служит устройство сеновалов — они не в глубине двора, а рядом с избой, и прямо с улицы на такой сеновал ведет бревенчатый взвоз. Под сеновалом устраиваются всякие стаи и стойла для скотины, но вход в них уже со двора. Такой тип построек мне приходилось видеть еще в первый раз: оригинально и красиво. Неудобство соединения сеновалов с жилым помещением главным образом заключается в опасности от пожаров: займется изба или сеновал — спасенья нет.
Жизнь и движение здесь дается, главным образом, всё-таки Кол-вой — этой артерией Чердынского края, соединяющей его с необъятным Печорским краем. Работы здесь достаточно и зимой, и летом. Говор тоже особенный, с чердынским растягиванием и своим лексиконом: тожно, здись, дивно, денница (день), Парма (густой лес) и т.д. Господствует оригинальная фраза, которая служит ответом на всякий вопрос, утверждает, отрицает, сомневается и просто ничего не выражает — всё дело в интонации.
— Это Колва? — спрашиваю я чердынского ямщика, когда мы подъезжали к Покче.
— Це ину?..38
— Зимой на Печору через Покчу ездят?
— Це ину…
— А ты бывал на Печоре?
— Це ину…
“Це ину” в переводе — “что иное”, но употребляется в значении: как же, да, разве, конечно, непременно, известное дело, не иначе, будьте покойны и т.п. Можно представить целый разговор, где одна сторона будет повторять только “це ину”, модулируя тон, и получится полный смысл, — конечно, для “чердака”.
В Вильгорте я завернул к знакомому земскому врачу г. 3., но его не оказалось дома. Вышла горничная.
— Здесь живет доктор? — Це ину…
— Дома?
— Це ину… Стреляться с гостями уехали.
Стреляться — охотиться. Ждать, когда доктор кончит “стреляться”, было некогда, и я двинулся дальше. На земской станции, пока перепрягали лошадей, “це ину” не сходило у ямщиков с языка. У нас в Зауралье есть такое же общеупотребительное слово, но уже нерусское: айда! Во многих случаях значение этих слов совпадает: “айда, запрягай лошадей”; “це ину, запрягай лошадей”, — особенно, когда они употребляются в значении “да”. “За прогоны повезешь?” — “Це ину” — “Айда! “
За Вильгортом мы у Камгорта на пароме переправились через Колву, которая здесь в ширину не больше 30 сажен. Дальше пошла плоская болотная равнина, поросшая мелким карандашником. На половине станции к Искору особенно красивый уголок представляет переправа через небольшую речку Нязьву. Такая глубокая быстрая речка и так поэтически спряталась она в запушенных густым лозником берегах, что к воде никак не продерешься. Можно только удивляться могучей силе растительности.
Искор — большое и красивое село, раскидавшее свои домики по холмистым берегам Искорки. Когда-то Искор был столицей “верхней пермской земли” и у самого села сохранилось чудское городище. Теперь в нем ничего замечательного нет, кроме легенды о происхождении самого названия, связанного с городищем, лежащим по дороге в Ныроб. С искорской возвышенности открывается широкий вид на громадную лесистую равнину. Городище вправо от дороги, и его далеко можно заметить по белеющей новой часовне. По описаниям В. Н. Берха и проф. Н. П. Вагнера, оно является чем-то вроде естественной крепости — с трех сторон гора защищена отвесными скалами и только с четвертой приступна. Легенда говорит, что на этом городище жил чудский князь Кор; он был разбит русскими, и городищенские жители были переселены на место нынешнего Искора — отсюда и получился “из-Кор”, Искор. По другому варианту, чудь заменяется татарами, но это всё равно. Берх производил подробные раскопки городища и нашел бердыш, сошник, ключ с золотой насечкой, два ножа, копьецо и несколько замков. Местные жители продолжают делать здесь находки. Часовня поставлена над “убиенными”, имена которых сохранились в записях искорской церкви — всё это жертвы московского одоления. По преданию, найденные здесь кости “на брани живот положивших” перенесены в Чердынь и там похоронены.