— Я всегда жене говорю, что пароход опоздал… — объяснял “третий пункт”.
— Тоже надуй их, жен-то… Нет, брат, стара штука. После третьей бутылки потребовали “человека”.
— Вот что, братец, уведи ты нас куда-нибудь… понимаешь?
— Как не понять-с… Пожалуйте на пристань, там есть багажная конторка, так в лучшем виде-с…
Благой совет был принят, и компания пермских “мужей” очистила каюту, оставив после себя целую кабацкую атмосферу. Передав багаж в контору, компания побрела пешком по берегу Камы, но не домой, а куда-то к соляным амбарам. “Третий пункт” шел впереди и фальцетом выводил:
Во несчастный день во середу
Злые… злые турки собиралиса-а!
III
Перед самым отходом парохода в общую каюту второго класса прибыла целая компания молодежи; это были студенты горного института, экскурсировавшие по уральским заводам. Молодежь — везде молодежь, и за ней идут беззаботный смех и веселье, как было и теперь. После живой картины из пьяных пермских мужей точно пахнуло свежим весенним воздухом…
Вид на Пермь с парохода очень красив, хотя город и скрыт за горой. Опять так и режет глаз административная затея — неизвестно для чего вывести город на гору; такие постройки имели смысл и значение для старинных боевых городов, поневоле забиравшихся на высокое усторожливое местечко, а Пермь залезла на гору без всякой уважительной причины. Неудобств такого положения масса: от единственного своего богатства, Камы, обыватели отделены такими заломами и буераками, что не скоро доберешься до воды. Даже такое невинное предприятие, как сходить выкупаться — требует большой энергии и некоторой предприимчивости, потому что в жар спуститься к Каме и подняться в город — целый подвиг…
Наш маленький пароходик весело свистнул и пошел в “гору” то есть вверх по Каме. Скоро город и дымившая Мотовилиха скрылись из вида. Берега шли низкие, покрытые тощим болотным леском. Пароходная публика скоро запряталась по каютам, потому что нечего было смотреть. Оставался на трапе только один какой-то купец, разговаривавший с капитаном. Все как-то особенно внимательно оглядывали этого господина и что-то шептались между собой. Я решил про себя, что это, вероятно, герой какого-нибудь банковского хищения или просто крупный банкрот, — и одет плохонько, и вид какой-то совсем особенный.
— Кто это с капитаном разговаривает? — спросил я подвернувшегося “человека”.
Мой вопрос доставил этому последнему видимое удовольствие, и он даже шаркнул ножкой.
— Это-с… это-с купец Брюханов, из Усолья-с. Нонешней весной в лотерее не мало выиграли-с… Господь счастья послал.
Признаться сказать, это известие произвело и на меня такое впечатление, что невольно захотелось еще раз взглянуть на г. Брюханова. В самом деле, человек выигравший является каким-то мифом, хотя каждый год бывает немало таких счастливцев. В газетах по этому поводу провертываются только разные сентиментальные случаи: выиграла какая-то карамзинская бедная Лиза, потом богомольная старушка или молодой приказчик. Но все эти известия оставляют после себя известное сомнение, а тут совершенно живой экземпляр счастливца, которому завидуют десятки тысяч владельцев выигрышных билетов. Да, он, этот избранник судьбы, ходил по пароходу и сам по себе решительно ничего особенного не представлял — купец как купец. Лицо длинное, нос длинный, бородка небольшая, с проседью, общий вид нездоровый, какой бывает у заслуженных церковных старост; одет счастливец был настолько скромно, что даже какая-нибудь канцелярская тля, получающая всего каких-нибудь двадцать рублей, и то не позавидовала бы. Что же, это недурно и показывает человека с характером, который не изменяет самому себе. Впрочем, выигрыш только что получен и некогда было измениться. На нашем пароходе г. Брюханов всё время оставался героем дня, и все смотрели на него, вытаращив глаза. Всех удивляло то простое обстоятельство, что вот, поди ты, свой, наш усольский — и вдруг такие деньги получил за здорово живешь!
— Конечно, первым делом благотворительные дамы в Перми с него свою пошлину взяли, — рассказывал угнетенно какой-то старичок. — Потом в Усолье хор певчих устроил. Всё как следует. Два парохода купил — из Перми в Кунгур бегать.
Благодаря выигрышу г. Брюханова между Пермью и Кунгуром установилось правильное пароходное сообщение; что же, дело хорошее.
Верхняя часть Камы, начиная от Перми, самая оживленная; её можно смело назвать заводско-промышленной. Мы плыли по царству Строгановских имений, поделенных между наследниками. Заводы следовали один за другим: Хохловский, Полазнинский, Добрянский, Чермозский, Пожевской. С парохода можно было рассмотреть только один Добрянский завод, а остальные расположились в нескольких верстах от берега, как Чермозский или Пожевской. Особенно замечательны две реки, впадающие в Каму с правой стороны, — это Обва и Иньва; обе служат живым ключом к самым населенным на Урале местностям, а Иньва, кроме того, составляет вполне пермяцкую реку, потому что в ее бассейне сосредоточилось все пермяцкое царство с своей столицей Кудымкар. Не нужно смешивать древних пермичей или пермитян с иньвенскими пермяками-инородцами: между ними ничего общего нет — первые составляли в верховьях Камы аванпост волжских серебряных булгар, а последние — какая-то отрасль зырянского племени. Между прочим, мы были введены в немалое заблуждение Решетниковым, который в своих “Подлиповцах” описывал именно пермяков-инородцев. Сысойко и Пила являлись не русскими типами, а представителями вырождающегося пермяцкого племени. Этот крошечный народ давно обратил на себя внимание ученых людей, и о пермяках, благодаря трудам Теплоухова9, Рогова10 и др., составилась целая литература. В Пермской губернии пермяков насчитывают до 80 тыс., да в Вятской около 10 тыс. Замечательно то, что удержалось много пермяцких названий рек: Чусовая (чусь — быстрый, ва — вода) — быстрая вода, Иньва — бабья вода, Ёгва — грязная вода, Юсьва — лебединая вода и т.д. Пермяцкий язык имеет 17 падежей. Знаменитые пельмени, (правильно: пельнянь — хлебное ухо) обязаны своим происхождением пермякам; по крайней мере, им приписывают его пермяцкие патриоты. Есть и национальный напиток: брага. Пермяки пьют ее в ужасающих количествах. Достоинства такой пермяцкой браги перед водкой или фабричным пивом неисчислимы: она питательна, здорова и дешева. Приготовляют брагу дома, для домашнего обихода, следовательно, не может быть и речи о каких-нибудь вредных примесях или акцизе. В крестьянском быту, когда справляют свадьбы, годовые праздники или поминки, брага является благодеянием. Про пермяков на Урале сложилась пословица: “Худ пермяк, да два языка зна(е)т”.