Шардена привлекали простые сюжеты, как в данном случае: женщина, по-видимому, кухарка, сидит в кухне и чистит овощи, часть которых уже плавает в воде стоящего рядом таза. Тут же видны сковородка, большая деревянная колода для рубки мяса и незатейливый натюрморт на первом плане: тыква, редька, репа. Держа в одной руке нож, а в другой за тоненький хвостик репу, героиня картины смотрит вдаль, о чем-то задумавшись. Ее рассеянный взгляд усиливает ощущение, что в нехитрой по сюжету картине творится волшебство. Полотно вызывает в памяти сказки Шарля Перро, где предметы и вся обстановка повседневного человеческого существования ведут тайную жизнь, вовлекая в свой «заговор» людей. (Не правда ли, возникает впечатление, что тыква у Шардена вот-вот станет каретой Золушки?) Одухотворенное пространство обычного жилья рождается также благодаря живописной манере художника, о которой его современник, философ и писатель Дени Дидро, сказал: «В этом колдовстве ничего не понятно. Это положенные один на другой густые слои краски, эффект которых проявляется изнутри. Иной раз можно сказать, что это пар, которым дохнули на полотно; иной раз, что это брошенная на него легкая пена… приблизьтесь — все смешается, станет плоским и исчезнет; удалитесь — все восстановится, возникнет снова».
На время царствования во Франции Людовика XV пришелся расцвет рококо. Одним из тех, кто работал в этом легком и повышенно декоративном стиле, был Франсуа Буше, ему покровительствовала официальная фаворитка короля Жанна-Антуанетта Пуассон, маркиза де Помпадур, изображенная на данном портрете.
Она одета в пышное, богато украшенное и напоминающее цветущий весенний сад платье, отчего создается впечатление, что именно с него упали лежащие на полу розы. Молодая женщина сидит в своем изысканно убранном будуаре. Позади нее — огромное зеркало, в котором отражается и она, и стоящий напротив книжный шкаф с часами на нем. Зеркало, являющееся неотъемлемой деталью рокайльного интерьера, может рассматриваться как символический предмет в культуре рококо, поскольку этот стиль — своего рода зазеркалье, прекрасная страна грез, зыбкое отражение невесомой красоты мира. В той стране свои законы: женщина напоминает фарфоровую куклу в бантах, с тонкой талией, крошечной ножкой и жеманной улыбкой на лице. Занятия литературой и эпистолярным жанром, о чем свидетельствуют книга в руке маркизы и перо в чернильнице, служат развитию утонченного вкуса и гибкого, игривого ума. Но часы, рядом с которыми «сидит» нахмуривший брови Амур, намекают на то, что время уходит и уносит с собой хрупкую красоту, отчего она выглядит более притягательной.
Среди любовниц короля Людовика XV была Айрин Луиза О'Мэрфи, ирландка по происхождению. На одной из своих картин Франсуа Буше, «летописец» французского двора, запечатлел это юное прелестное существо с пышными формами и курносым, наивным личиком отроковицы. Ее нежное тело, словно присыпанное розовой пудрой, тело нимфы, феи, а не земной женщины, подчеркнуто чувственно: парадоксально, но художник стремился создать на своих полотнах образ осязаемой красоты средствами «искусственной» живописи. Краски его картин, часто напоминающие леденцы или крем на торте, не совсем естественны, недаром во времена рококо они носили причудливые названия вроде «цвета бедра испуганной нимфы», его тон также присутствует среди тех, которыми выписано тело девушки. Иногда оттенки у Буше напоминают своего рода экстракты, полученные путем долгих «алхимических» опытов. Однако колористическая гамма художника всегда удивительно тонка, в данном случае сочетаются оливковый, розовый, перламутрово-серый, белый, светло-вишневый.
Девушка лежит вроде бы в непринужденной, но, тем не менее, нарочито соблазнительной позе, в одной из тех, что любили придавать женским персонажам художники рококо. Драпировки и прочие детали интерьера находятся в живописном беспорядке, но видно, как тщательно достигал автор такого впечатления, набрасывая одну простыню на другую, кладя сверху подушку, отдергивая бархатную портьеру, открывающую композицию подобно тому, как занавес открывает происходящее на сцене. Искусство рококо — насквозь театральное, и эффект присутствия в нем сочетается с той отстраненностью от зрителя, которая необходима для столь далекой от повседневности живописи.
