Когда уже Еруслан-царевич утвердил свой престол, устроил порядок в своем государстве, привел пределы областей своих в безопасность от внезапных неприятельских нападений и мудрыми законами предписал жизнь добродетельную и мирную всякого рода людям из подданных; и когда он после стольких трудов привел все в совершенство, то в один день, рассуждая о странствиях своих и богатырских подвигах, вздумал о названных своих братьях Исламе, Гесперском богатыре и о Тумбенском царевиче Нибуре и желал иметь известие как об них, так и о своих родителях. Он призвал к себе сына своего Азоная-царевича и, лаская его, так ему говорил: «Любезный сын, ты одарен храбростию и силою богатырскою, которую я сам собою испытал, когда ты выехал против меня на заповедных лугах Манозийского царства. Надень на себя доспехи богатырские и возьми все богатырские оружия и коня моего богатырского, ступай в чистое поле разгуляться и приобретай себе такую ж славу, какую я приобрел. Поезжай ты в царство Танкратского князя Зерога Брадача, к моему отцу, а твоему деду Хиразу Табернаевичу, который царствует над тою землею, объяви им о нашем здравии и узнай, как они живут. Оттуда поезжай в Калекутское государство к названному моему брату князю Исламу, Гесперскому богатырю, и потом в темную землю, коею прежде владел царь Змеевид, убитый от меня, а ныне управляется названным же моим братом Тумбенским царевичем Нибуром, сочетавшимся с дочерью убитого царя Змеевида, уведомь их, что мы благополучны, и проведай, как они поживают. Да благословит небо путь твой, будь счастлив навсегда; ступай с Богом».
И так Азонай-царевич, приняв от отца своего и матери благословение, отправился в путь и чрез несколько лет, объездив всех, возвращается в царство отца своего. В один жаркий день, утомлен будучи от полуденного зноя, Азонай выехал на пространный зеленый луг, испещренный разными душистыми цветами, среди коего стояло тенистое древо. Он слез со своего коня, пустил его щипать траву, а сам лег прохладиться под тенью того дерева, как вдруг едет Баба Яга в ступе, пестом погоняет, помелом след заметает и кричит Азонаю-царевичу: «Дерзкий! Как ты отважился на моем лугу остановиться!» — «Цыц, старая ведьма, не ворчи, — сказал ей Азонай, — притаскаю тебя здесь». — «О! Так постой же! — вскричала опять ведьма. — Я тебя проучу: разорву твои члены и кости все изгрызу!» — «Нет, погоди, дай тебе прежде зубы вышибить!» Тут схватил он копье, а ведьма ухватилась за пест. Азонай хотел ударить ее своим копьем, но оное переломилось от ее песта. Он взял свой меч-кладенец, отрубил ей прежде правую ее руку, которая с пестом сажень на двадцать отлетела, потом и голову. Но какое чудо! Вдруг лопнуло у ведьмы брюхо и выскокнуло из него двенадцать богатырей на конях. Они слезли со своих коней, пали пред Азонаем-царевичем и благодарили его за избавление их от сей ведьмы, которая их всех в разные времена пожрала. «Кому обязаны мы нашим спасением? — вскричали они единогласно. — Скажи нам, храбрый и сильный витязь, кто ты таков и откуда ты?» — «Я сын храброго и сильного князя Еруслана-царевича, — ответствует он им, — и внук Бугжатского царя Хираза Табернаевича, зовут меня Азонаем, а ездил я в разные страны по приказанию моего родителя, который царствует ныне в Тоскерском государстве». При сих словах один из оживотворенных богатырей, подбежав к Азонаю-царевичу, вскрикнул: «Ах сын, достойный столь знаменитого отца, храбрый Азонай, избавитель мой и отец! Прими меня, своего раба, к себе! Я подданный отца твоего, мы вместе с ним учились, и я отчасти сопутствовал ему на его странствиях до тех пор, как пожрала меня сия убитая тобою ведьма, а имя мое Иван-нянкин сын». — «Я рад, — ответствовал ему Азонай, — что нечаянно мог возвратить жизнь столь многим храбрым людям. Когда ты называешься подданным отца моего и говоришь правду и желаешь быть у него, то поезжай за мною».
И так Азонай-царевич, взяв с собою Ивана-нянькина сына, восприял путь к своему отечеству, а прочие богатыри, поклонившись ему до земли, разъехались по разным дорогам. Храбрый Азонай, сопутствуем избавленным, проезжает ночью чрез дремучий лес, потому что там им лежал путь, и среди того леса увидели они огонь. Они поехали к тому огню и приехали к избушке. Привязав коней своих позади той избушки, вошли они в оную и застали прекрасную девицу, которая горько плакала и в слезах не приметила, как они к ней вошли. «Здравствуй, красная девица, — сказал ей царевич Азонай, — о чем так рыдаешь, какая скорбь тебя утесняет?» — «Ах храбрые витязи! — ответствует им девица. — Как мне не плакать и не грустить: я дочь царя загорского, имя мое Прелепа; было нас трое сестер, из коих я младшая, но две старшие, Кантомира и Диоцеза, за грубость свою наказаны смертью от Бугжатского князя Еруслана-царевича. Я одна угодила ему своею искренностию, когда он на пути своем во Фригейское царство заезжал в наш бел шатер и, отъезжая от меня, сказал он: “Прости, любезная Прелепа, живи, гуляй и потешайся в чистом поле, не страшись ни царей, ни князей, никто тебя не осмелится обидеть, как скоро о моей храбрости услышит”. Это и правда, что многие богатыри мимо меня проезжали и никакой обиды мне не делали, как только я упомяну об Еруслане-царевиче. Но в один день, гуляя по роще, увидела я прекрасного кролика, который не более как за три шага от меня прыгал, но в руки мне не давался; я хотела его поймать и неприметно чрез всю рощу пробежала. Вдруг кролик пропал из глаз и вместо того предстали великолепные палаты, из которых вышли ко мне две нарядные и прелестные девицы и приглашали меня в те чертоги. Я, находясь в исступлении, сама себя едва помнила, однако ж не отреклась идти с ними и тем себя погубила. В сих палатах жил страшный волшебник Кандалей, который вдруг своим волшебством мог произвесть надо мною то, что ему было угодно. Потом, обратясь в страшного крылатого змея, перенес меня в сие ужасное обиталище и прилетает сюда ко мне в неделю один раз по ночам, и сегодня он непременно сюда будет. Удалитесь отселе, храбрые витязи, боюсь я, чтоб он вас не извел». — «Пустой страх, — ответствовал ей царевич Азонай, — когда ушел он от рук отца моего Еруслана-царевича, то я ему докажу дружбу». — «Ах! — говорила с восхищением Прелепа. — А ежели ты его сын, то я не страшусь более волшебника Кандалея и надеюсь быть в свободе. Но прошу тебя, убивай его тогда, пока он еще в образе змея, потому что он в то время, кроме змеевой силы, ничем больше действовать не может и к волшебству прибегнуть не может». Вдруг прерывается их разговор сильным треском и шумом, происходившими в лесу. «Ах! — вскричала Прелепа. — Ступайте, это он летит».