Она посмотрела на Брэйса, и в какое-то мгновение их взгляды встретились.
— Право на конфиденциальность предусматривает любые формы общения между адвокатом и его клиентом, — тихо произнесла Нэнси. — Даже отсутствие общения. Я готова выполнять ваши поручения, изложенные в любой форме. Ничто из того, что вы мне сообщите, включая то, как вы это сообщите, не будет предано огласке.
Брэйс протянул руку за ее ручкой. Она дала ее. Развернув к себе листок, он вывел: «Что будет завтра?»
Она взяла назад свою ручку и написала вверху страницы: «Конфиденциальная форма общения адвоката с клиентом. Мистер Кевин Брэйс и его адвокат мисс Нэнси Пэриш».
— Пожалуйста, запомните, мистер Брэйс, — она вернула ручку, — если вы намерены мне писать, вам следует помещать такой заголовок на каждой странице.
Брэйс кивнул и вновь указал на свой вопрос.
— Завтра не произойдет ничего особенного. Закон требует вашего появления в суде в течение двадцати четырех часов. Habeas corpus. Распоряжение о представлении арестованного в суд. Однако, поскольку вы обвиняетесь в убийстве, у вас должно быть отдельное слушание. Я уже договорилась в суде. У нас назначено на послезавтра. Я постараюсь вытащить вас отсюда до Рождества.
Скрестив руки на груди, Брэйс кивнул, глядя куда-то в пустоту.
Пэриш с трудом сглотнула. Ничего подобного она не ожидала. Они виделись с Брэйсом дважды — на радио и затем, несколькими неделями позже, у него дома на вечеринке по случаю проводов старого года. И оба раза он был приветлив, обходителен и приятен в общении. С того самого момента, когда ранним утром раздался звонок детектива Грина, Нэнси пыталась понять, почему Кевин Брэйс, который мог нанять в этой стране любого адвоката, остановил выбор на ней.
Единственное объяснение — в ту минуту у него под рукой оказалась ее визитка, которую ее просили принести с собой на вечеринку. Визитные карточки гостей были раскиданы по многочисленным пивным кружкам Брэйса с символикой «Торонто мэпл лифс», и в конце вечера он наугад вытащил одну из них. Победителю предстояло в наступающем году стать соведущим Брэйса в одной из передач, и все скидывались по десять долларов на образовательный фонд, спонсором которого он был.
Да, смешно получилось. Брэйс вытащил ее визитку, и Нэнси Пэриш уже мечтала, как будет вести с ним передачу, но вместо этого оказалась его адвокатом.
— Я звонила вашим дочерям, и они уже начали составлять список свидетелей, необходимых нам для положительного решения вопроса о вашем освобождении под залог.
Брэйс кивнул.
— Множество людей изъявили желание прийти в суд, чтобы вас поддержать. Днем я уже поговорила с некоторыми. Вечером набросаю кое-какие письменные документы и поработаю над запросом о возможности залога.
Брэйс продолжал безучастно смотреть в сторону. Пэриш была поражена. Сидящий напротив нее человек даже отдаленно не напоминал словоохотливого радиоведущего — любимца огромного количества людей.
«А чего ты ожидала, Нэнси? — одергивала она себя. — У человека шок. Он даже не хочет вслух общаться».
Втайне она надеялась вместе с ним посмеяться над тем, как много мужчин решили после передачи предложить ей свои сексуальные услуги, или обсудить с ним ее будущую роль соведущей после окончания этого кошмара. От нелепых мыслей ей стало неловко.
«Не забывай, — повторяла она себе, — Кевин Брэйс — лишь один из твоих клиентов. Точка».
— Мы встретимся завтра утром до суда в камере цокольного этажа старого здания городского муниципалитета. Хорошо?
Брэйс опустил руки. Кивнув, он быстро встал. Их встреча была окончена.
Пэриш собрала бумаги, стараясь не переворачивать блокнот, чтобы Брэйс не заметил там набросанного ею ранее рисуночка.
Остановившись, Брэйс жестом вновь попросил у нее ручку и блокнот.
Она протянула ему то и другое. Он написал: «Можно я оставлю эту ручку себе? И не могли бы вы принести мне какую-нибудь тетрадку?»
— Разумеется, — ответила Пэриш, с облегчением отметив, что кончик ручки еще не обгрызен ею. — Завтра же принесу.
Он улыбнулся, встретившись с ней взглядом. Она стукнула по двери, и в коридоре появился мистер Еж.
— Готовы вернуться назад, чтобы присоединиться к общему веселью, мистер Брэйс? — спросил он.
Брэйс лишь молча сложил руки за спиной и поплелся с охранником.
«Условный рефлекс, — подумала Пэриш, оставшись одна в комнате 301. — Кевин Брэйс уже стал вести себя как заключенный. Всего за несколько часов исчезли признаки его яркой личности. Национальная икона сначала превратилась в „специалиста по ваннам“, а потом и просто в заключенного с третьего уровня „Дона“. А ведь прошло меньше суток».