Восстанавливались искусственно разорванные связи в границах недавнего уезда. Для восстановления поголовья скота, улучшения породы, более эффективной переработки и сбыта продукции организовалось Животноводческое товарищество, вновь сплотившее крестьян Старорусского, Волотовского, Белебелковского, Поддорского, Залучского и Полавского районов.
Всестороннюю помощь сельчанам оказывали созданные 105 крестьянских комитетов общественной взаимопомощи (ККОВ), охватившие свыше трети бедняцких и середняцких хозяйств. Они проводили в жизнь агро-, и зооминимум, противодействовали разбазариванию скота, обрабатывали поля и очищали зерно тем, кто был без инвентаря, отводили под общественную запашку не менее 2 процентов всей земли селения, давали семенные и денежные ссуды.
Однако подобные формы и темпы не удовлетворяли Сталина и его единомышленников. Уже с наступлением зимы, несмотря на серьезную оппозицию начался резкий поворот в сельскохозяйственной политике.
30 января на объединенном заседании ЦК и ЦКК Бухарин выступил даже с заявлением, обвиняя ЦК в “военно-феодальной эксплуатации крестьянства” и в насаждении бюрократизма в партии. С ним солидаризировались Рыков и Томский. Но они опоздали...
Республика уже стала не только страной однопартийной власти, но и страной с “непогрешимым” лидером. И сталинское руководство, недавно” яростно сражавшееся с “левизной” и ускорительством, начало отворачиваться от нэпа, объясняя это тем, что он “исчерпал себя и тормозит развитие по пути социализма”. Коммунистам, а затем и комсомольцам было приказано вплотную заняться коллективизацией и первыми вступать в колхозы.
1 сентября по местному радиовещанию старорусцы узнали, что наряду с коммунами и на базе некоторых из них в районе создано 8 колхозов. Правда, лишь в пяти из них было по одному коммунисту. Как обстояло дело в других регионах, естественно, могли лишь гадать, пока не услышали голос самого вождя.
7 ноября в праздничных номерах центральных газет читали статью Сталина “Год великого перелома”. “Мы идем на всех парах по пути индустриализации — к социализму”, — вещал он. Это внесло “глубокие изменения” в соотношение классовых сил в стране. Выросла численность рабочего класса и усилилась его руководящая роль по отношению к крестьянству. Акцентируя на этом внимание, Сталин, конечно, не говорил об отсутствии полного контроля над сельским хозяйством, но с высоким пафосом произнес — “в колхозы пошел середняк”!
Да, действительно, были и такие случаи, хотя и слишком редкие, особенно на Северо-Западе. В Старорусском районе после выступления генсека одиннадцать рыбаков Взвада объединились в артель “Волна”. Поначалу мало кто верил в ее прочность ввиду бедности. Но смелость, энергичность, кредит государства, налоговые льготы способствовали успеху. В феврале следующего года уже насчитывалось 70 хозяйств, или более половины села. Оборудовали Красный уголок, организовали детские ясли-сад. Путь “Красного рыбака”, как он стал называться, прошел и “Трудовой рыбак”, объединивший жителей деревень Заднее Поле и Устрека.
27 декабря. Уже не согласовав с Политбюро, генсек объявил на конференции марксистов-аграрников свою программу по крестьянскому вопросу: “Сплошная коллективизация и ликвидация кулачества как класса на ее основе”. Форма хозяйствования одна — колхозы.
Сталин знал, что колхозы в массе своей не могут быть рентабельными. Но он ничего не делал зря. При нэпе государство целиком зависело от крестьянства, а вождь стремился к обратному. Партийная диктатура не могла быть эффективной, тем более тоталитарной, пока существовал экономически независимый класс. Загоняя мужика в колхозы, он отнимал у него хлеб, причем безвозмездно. А выдавая мизерную долю отобранного на “трудодни”, еще претендовал на роль кормильца. И хотя ни государство, ни крестьянин никогда не были сыты, зато контроль — тотальный! Труженики деревни, лишенные земли, паспортов, права перемещения, превращались в деклассированную массу, в тех же холопов.
1930 г. В начале января во все парткомы пришло постановление ЦК ВКП(б) “О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству”. Вскоре оно появилось в газетах, и новгородские деревни заволновались по-настоящему: на переход к “крупному сельскохозяйственному производству” не отводилось и трех лет. Наивные люди — если бы был дан хоть такой срок!