Многие приезжающие в первую очередь торопятся к Дому Достоевского, где он жил и работал в течение восьми лет. А ведь намечено восстановить, хотя и приближенно, облик города того времени. И уже приступают к реставрации первого дома, связанного с его классическим произведением “Братья Карамазовы”.
А в планах — восстановление дома, самой окружающей обстановки, где родился великий композитор Сергей Васильевич Рахманинов...
Отнюдь не случайно академик Д. С. Лихачев на многочисленные запросы русских эмигрантов — куда бы он посоветовал поехать, чтобы “подышать Отечеством”, и где “Россия видна” ответил: “в Старую Руссу”. Правда, есть и “но”! Одно из пожеланий эмигрантов — “увидеть русскую деревню и может даже пожить какое-то время”. А здесь, как и по всей России, самое уязвимое место. Давно уже говорим о централизованной программе восстановления крестьянства как вольных хлебопашцев, которые, вернувшись на заброшенные нивы и пажити, на пепелища дедов и прадедов, составили бы особый, опекаемый всеми слой.
Не выполнение аграрных установок и арендный подряд, не укрупнение или измельчение деревень, не агрогорода или фермерские хуторки, не это нам нужно, а воссоздание физически и духовно здорового слоя, способного реставрировать исконно народное миросозерцание, освободиться от депрессии урбанизма и жестоких социальных экспериментов, восполнить тающее население России. И уже как результат свободного землепашества, вольного самоопределения на земле — обязательно будет весомый каравай.
Глава XI. ОРДЕНОНОСНАЯ ЗДРАВНИЦА
На юго-восточной окраине Старой Руссы близ соляных озер когда-то был окруженный тенистыми садами, пестрыми огородами да яркими цветниками Петропавловский девичий монастырь. С незапамятных времен стояла в нем двухэтажная деревянная церковь. За южными стенами обители дымились многочисленные солеварни, а недалеко от входа в нее шумела торговая площадь.
Груды пепла остались на месте монастыря после вторжения шведов. Лет через сто церковь восстановили, но она снова сгорела в конце XVIII в. А тут еще солеваренный завод построили на противоположной стороне города. Правда, до 1836 г. отсюда соленую воду для него подавали. А то бы и совсем жизнь замерла близ соляных ключей. Источники же еще долго поражали воображение тех, кому довелось наблюдать их, о чем мы уже говорили в главе о солеварении.
Однако еще в процессе солепроизводства народ заметил целебные свойства источников и издавна пользовался ими для лечения различных болезней, не говоря уже о знахарях и ворожеях.
1815 г. Город посетил известный врач Федор Петрович Гааз, незадолго перед тем опубликовавший книгу об открытии целебных вод в Железноводске и Ессентуках. Имя это сейчас мало известно, но тогда оно звучало по России. Гааза даже называли “святым доктором”. Поскольку он был первым ученым-исследователем старорусских вод, расскажем о нем поподробнее.
Ф. П. Гааз прибыл в Россию по приглашению из Вены в 1804 г. Это был 23-летний преуспевающий врач по глазным болезням. Вскоре он уже работал главврачом Павловской больницы в Москве, занимался частной практикой. Услышав о целебных свойствах кавказских минеральных вод, добрался до них, обследовал, изучил и в 1811 году описал в книге. С началом Отечественной войны оказывал помощь в госпиталях и числился военным лекарем. По-видимому, в этом качестве он и прибыл в Старую Руссу.
Увидев здешние источники, ученый исследовал их, познакомился с “чудесно исцеленными”. По приезду в Петербург составил подробный доклад. Однако чиновники медицинского ведомства скептически отнеслись к выводам незаурядного специалиста, “надоедавшего” все новыми проектами улучшения здравоохранения. Через несколько лет мы снова встречаем Федора Петровича в Москве, а затем в “Комитете попечительства о тюрьмах”. С 1828 года он фактически стал его главным врачом.
Выдающийся юрист того времени А. Ф. Кони подчеркивал: “Пример трогательного человеколюбца Гааза, отдавшегося всецело делу помощи заключенным, утешению их и заботе о них, вызывает глубокое сочувственное к себе отношение”. Доктор ездил каждую неделю в этапную тюрьму на Воробьевы Горы для осмотра и проводов очередной партии. И неизменно привозил с собой корзину съестных припасов для женщин. Выслушивая упреки за “глупое баловство преступниц”, отвечал: “Кусок хлеба и грош даст всякий, а конфетку и апельсин, доставляющие удовольствие — никто”.