1908 г. Погода не баловала. Но ни жестокие морозы в декабре — январе, ни сильные осадки в феврале, ни ливневый сентябрь не останавливали работ по возведению корпусов фанерной фабрики. В конце года уже были приняты первые триста рабочих. Росли городские кварталы. Осенью закончилось строительство водонапорной башни на Торговой площади. В Старой Руссе проживало уже около 16 тысяч человек.
1909 г. В январе—марте было тепло, зато в апреле—мае холодно, пасмурно, в июле дожди... И только тогда рушане поняли дальний прицел Лютера: его рабочим легче добираться до фабрики, особенно после налаживания перевоза через Полисть в определенные часы сразу в нескольких местах. К концу года было выпущено 23 миллиона квадратных футов клееной фанеры.
Рабочий день начинался с 6.30 и длился до 18 часов с полуторачасовым перерывом на обед. Ночная смена трудилась с 18 до 5 часов утра с часовым перерывом. Машины ремонтировали на ходу, а если это было невозможно, то в праздники. В темные, прокопченные цехи свет давали только с наступлением темноты, что приводило к несчастным случаям, порче продукции.
Понесенные убытки строго взыскивали с “нерадивых” через суд и с них же администрация взимала штраф. Последний можно было схватить по любому поводу: “не соблюдал правила внутреннего распорядка”, “нарушал тишину во время работы”, “проявил непослушание при законных требованиях мастера” и т. д. Первое время штрафы не имели предела, затем установили, что мужчин можно наказывать до 1 рубля, женщин — до 50 копеек (максимальный дневной заработок).
Никакой медицинской помощи, никаких пособий по старости или увечью. Но рабочих хватало, ибо их ряды непрерывно пополнялись разорявшимся крестьянством, что было обратной стороной медали реформ Столыпина. И на этом особенно играли революционеры.
1910 г. Январь — мягкий и снежный. Февраль — “сухой, часто ясно”. Весна ранняя, но неблагоприятная для земледелия: солнечные дни с оттаиванием земли, а ночью резкие морозы ниже 10°. Озимые, лишенные снежного покрова, начали желтеть. В апреле — первой половине мая необычайно теплая погода, затем возврат холодов и дождливое лето. Все это резко отразилось на урожае, задержало расчеты.
30 декабря, при изъятии описанного движимого имущества за недоимки, крестьяне д. Савкино Коростынской волости оказали сопротивление, ссылаясь на то, что старая неуплата якобы списана соседним деревням еще в 1905 г. и они по этому поводу тоже написали прошение губернатору. Волостной старшина с урядником и тремя стражниками попытались применить силу, но крестьяне, вооружившись камнями и кольями, не подпускали ни к одной избе.
На выручку прибыл пристав Владыкин с четырьмя рядовыми и объявил, что прошение на имя губернатора не основание к приостановке взыскания. “А мы и без всякого основания не отдадим имущества”, — был ответ. Попытки пристава подойти к одному из домов также не увенчались успехом: из толпы посыпались рейки, кирпичи, камни. Отстреливаясь, отступили в д. Перетерки, куда вечером прибыл старший уездный исправник с отрядом полицейских из Старой Руссы...
Следствие тянулось более года, на скамью подсудимых было посажено 26 человек, семь из них в возрасте от 15 до 18 лет. Всех признали виновными и осудили на сроки от двух месяцев до полутора лет тюрьмы или арестантских рот.
До открытого столкновения с полицией дошло дело и в д. Сельцо Налючской волости, где крестьяне, протестуя против увеличения налогов, отказались платить земский и продовольственный сборы.
1911 г. “Крепкие и упорно державшиеся морозы с декабря по февраль. Ниже обычной температура в марте”. И весна недружная, с возвратами холодов в середине мая. Лето вообще теплом не порадовало, а осень тем более. Даже самые крепкие хозяйства с трудом что-то вырастили и собрали. И среди них были “столыпинские крестьяне”... Насколько же неправомерно звучали обвинения в адрес реформатора по поводу “голода 1911 г.”. Кстати, в Новгородской губернии с 1906 г. были тяжелые времена, но неурожаев в полном смысле этого слова не было.
Преодолевая сопротивление помещиков и общины, реформа перестала раскачиваться и постепенно набирала темпы. Уже весною число “хуторов” в Старорусском уезде перевалило за полторы сотни, а “отрубов” за тысячу. Урожайность их полей все время поднималась и накануне войны выросла на 14 процентов. На приильменских пастбищах появился племенной скот, в болотистых низинах плавали утки, вышагивали гуси. Только здесь, в единственном уезде Новгородской губернии, гусеводство имело промысловое значение, счет голов шел на тысячи.