– А все-таки болтливая у тебя заведующая, – по-простецки сказал он.
– И что она успела наболтать? – хмуро осведомился Дроганов, окинув меня холодным взглядом. Словно водой окатил.
– Тебе или нам?
– Вам, – поднял палец Дроганов, вновь плеснул на меня ледяным взглядом.
Я молчал, боясь испортить Жене игру.
– Ничего такого, – пожал он плечами. – И зачем ты спрашиваешь? Она же успела нашептать тебе, зачем и почему мы были у нее? Вот женщина, а?.. Раз на то пошло, то где ты был, Пашка, в те дни? – спросил, словно хлестнул, Женя.
– На работе, где же еще! Трудился, как пчелка. Неужели не убедились? – Дроганов подставлял другую щеку.
– Допустим. Почему деньги в кассу…
– Выполнил несколько заказов, – быстро прикрылся щитом Дроганов, – но документики не оформил. Деньги были нужны дозарезу, вот так! – мазнул он ребром ладони по шее. – Их, как известно, всегда не хватает.
– Клиентов подавай. Хочу на них посмотреть! – лез напролом Женя.
– Эх, кабы я знал! – ушел в глухую защиту Дроганов. – О папке с мамкой я у них не спрашивал… Денежки, что они мне дали, опустил в свой бездонный карман.
– Зачем они понадобились? – Женя потер пальцами.
– Обувку для машины купил.
– Покрышки то есть? У кого и где? – Женя пытался раз и на всегда отбить у собеседника охоту к вранью, но тот быстро опомнился и нагло заявил:
– С рук. А вы проморгали! Плохо работаете, Женя, плохо…
– Обул машинку-то? – невинно спросил Евгений.
– Не-а, пусть пока побегает в старой, – ответ был столь же невинным.
– А где новые?
– Покрышки, что ли? Дома, Женя, дома. Могу хоть сейчас показать. – Дроганов был за крепким забором.
– Верю, верю… Откуда, Пашка, выцарапал деньги на машину? – совсем по-дружески спросил Женя.
– С миру по нитке – голому рубашка… Родственнички расщедрились, – охотно ответил Дроганов, и я понял, что он был готов к этому вопросу.
– До-обрые они у тебя, а?
– Пока не жалуюсь.
– А мне что-то никто помочь не хочет. Вот и хожу пешком, – сказал Женя. – Научи, Пашка, как подход к моим родственникам найти.
– Как-нибудь в другой раз.
– Ладно, – легко согласился Женя, а потом вздохнул: – Ну что ж, Пашка, друг мой ситный, напиши-ка обо всем этом вот туточки. – И он через стол протянул Дроганову бланк протокола допроса и шариковую ручку.
– Зачем это? – с неприязнью посмотрев на меня, сказал Дроганов, отложил в сторону бланк, ручку и сцепил пальцы,
– Ну что ты, Пашка? – вроде бы шутливо, но настойчиво вытягивал его из укрытия Женя. – Ты меня хочешь обидеть? И напиши грамотно, чтобы я твои ошибочки не исправлял. Худо будет, если я тебе двоечку поставлю.
Дроганов писал медленно, долго. Молодец Женя, вытянул. Теперь пора поставить его на место.
– Пять с плюсом, – мурлыкал Евгений. – Не ожидал. – Отложил подписанный протокол в сторону, полузакрыв глаза, неожиданно сухо произнес: – Ну что ж, будь здоров. Иди пока, скоро вызову.
Глаза Дроганова забегали. Он поспешно кивнул, протянул руку. Даже мне. Ладонь вялая, липкая. Стараясь не стучать высокими каблуками, вышел.
Я засмеялся, хотя веселиться не было причины – день заканчивался, а результат – ноль.
Утром явились Перегудова, ее муж и Дроганова, и я их допрашивал почти до самого обеда. Но ничего обнадеживающего.
Под вечер, когда я оформлял командировочное удостоверение у прокурора, Женя позвал меня в свой кабинет, где я увидел Дроганову.
– Посмотри, что она нам принесла, – кивнул Женя на лист бумаги, лежащий на столе.
Я сразу узнал характерные штрихи.
– Это – тот рисунок, который я вчера не нашла, – пояснила Светлана. – Вложила его в старый журнал да и позабыла…
Я понял, что поездка в Краснодар окончилась ничем.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
По приезде домой узнал, что прихворнула мама. Это усугубило и без того плохое настроение. Нужно было редкое лекарство.
В эти дни работа не клеилась, но, когда все волнения остались позади, вошел в колею и занялся расследованием других дел, которые были у меня в производстве. Они тоже требовали внимания. Меня завертело, закружило, появились другие заботы, и дело Лозинской пришлось поневоле отодвинуть в сторону… Ахра утешительными новостями пока тоже не баловал.
Через две недели я получил от Жени телеграмму: «Дроганов убит. Веду расследование. Скоро буду Сухуми. Дегтярев».
Я присвистнул. Вон как обернулось. Даже стало жаль, что я хотел, чтобы Пашка знал «свой шесток».
Женя выглядел загорелым, с облупившимся носом, белесые его волосы еще больше выцвели. Он объяснил, что на два дня вырвался в деревню, помогал отцу косить, вот и изжарился.
Заметив мое нетерпение, Женя стал подробно рассказывать: – Так вот, после убийства Дроганова, от его сестры я узнал, что она проговорилась ему о драгоценностях Лозинской и показала рисунок. Как я понял из ее рассказа, это было в конце сентября прошлого года… Она сказала, что брат рассмеялся ей в лицо, дескать, все это – блеф и мираж. Больше она не интересовалась рисунком и даже не заглядывала в ту книгу или журнал, куда его вложила. По ее словам, пропажу рисунка она заметила в тот момент, когда мы побывали у нее. Когда мы ушли, Светлана сразу же поехала к брату в ателье и спросила, брал ли он рисунок, Тот ответил утвердительно, а утром вернул, но ей показалось, что он выполнен заново… Ну как?
– Занятно, – пробормотал я.
– Брат велел ей держать язык за зубами и передать рисунок нам, как будто только что нашла, – продолжал Жекя. – Самое интересное в этой истории то, что даже Перегудова не отрицает, что, по просьбе Дроганова, заново нарисовала ему драгоценности вечером того же дня, когда мы беседовали с ними… Но при этом добавила, что ей было невдомек, зачем Павлу понадобился новый рисунок. Перегудова заявила, что ее рисунок, его исчезновение и убийство, Дроганова – звенья одной цепи…
– Понимаешь, – медленно начал я, – мне все казалось, что… А, чепуха! – махнул я рукой, но Женя с легкой досадой в голосе произнес:
– Раз начал, договаривай!
– А не причастна ли к убийству Лозинской сама Перегудова? – решительно спросил я.
– Я тоже об этом почему-то подумал. Но это не все: в магазине Перегудовой выявлена недостача, около тридцати тысяч…
– Нич-чего себе! – по-мальчишески воскликнул я.
– Материалы ревизии переданы в краевую прокуратуру… Я беседовал с Сашей Томилиным, старшим следователем, и он сказал, что, по данным отдела БХСС, у Перегудовой – явное хищение, а не халатность, на которую она ссылается. Дело в том, что она с Дрогановым весело проводила время, а магазин был для них кормушкой. Сперва я думал, что Дроганов воспользовался драгоценностями Лозинской и зажил на широкую ногу, но сейчас… По глазам вижу, хочешь спросить: как? Отвечаю: после убийства Дроганова, разговора с Томилиным и моих, так сказать, умственных упражнений, я пришел к выводу, что Дроганов стал пользоваться благами жизни не после убийства Лозинской, а д о, ведь у него имелась кормушка, сиречь магазин! Но в конце концов могло получиться так, что Перегудова призадумалась: добрый молодец Пашка, хотя о покойниках плохо не говорят, оставил ее у разбитого корыта. Тогда и появилась на свет божий палочка-выручалочка – рисуночек, который…
Воспользовались они драгоценностями Лозинской, как ты думаешь? – перебил я.
– Думаю, что да.
– Почему же тогда не покрыли недостачу?
– Да, это нокаут, – без тени улыбки ответил Женя и покачал головой. – Думал я над этим, дорогой, но до разгадки не дошел.
– Как произошло убийство?
– Дроганов убит у себя на квартире в обеденное время. Всадили в него, как в мишень, четыре пули из парабеллума, – жестко проговорил Женя. – Стреляли чуть ли не в упор. Убийца и Павел были знакомы – это точно. Но кто убийца? Соседи говорят, что за день до преступления Дроганова искал парень, по виду кавказец, и описали его. Но учти, в день убийства «кавказца» никто не видел.