Сестра Серафина осторожно вынула заколки из моей прически, и завитые локоны водопадом обрушились на плечи. Затем она извлекла из своей корзинки большие ножницы и, не успела я опомниться, как она несколькими решительными движениям остригла мне волосы. Извивающимися черными змеями они упали на пол.
– Mordieu[25]! Что вы себе позволяете? – Я схватилась за голову, чувствуя, как неприятно колет ладони жесткая короткая щетина, похожая на иголки маленького ежика.
– Мне очень жаль, – сказала сестра Серафина. – Но послушницам полагается иметь короткую стрижку.
– Так легче избавиться от вшей, – сообщила сестра Берта.
– Вы ничего не говорили… Меня никто не предупредил… – Я все еще не могла отнять руки от головы. «Теперь мне придется носить парик, как древней старухе, – подумала я. – Не могу же я показаться при дворе с остриженными волосами! Но ведь парик стоит очень дорого…» Глаза мои наполнились слезами. – Кто дал вам право? Вы должны были предупредить меня. Я бы никогда не согласилась остричь волосы.
Сестра Тереза принялась собирать обрезанные пряди с пола.
– Не смейте! – Я схватила ее за руку. – Это – мои волосы. Вы, наверное, хотите продать их пастижеру[26]. Но они – мои. И если кто-нибудь и решит продать их, так только я.
Сестра Тереза пожала плечами, глядя, как я подбираю свои локоны и запихиваю их в свою дорожную сумку.
– Вам придется отдать нам и свою сумку. Она будет помещена на хранение в кладовую.
– Но в ней находятся мои письменные принадлежности. Мои перья, чернила, перочинный нож…
– Здесь вам ничего из этого не понадобится, – заявила сестра Тереза.
– Послушницам не разрешается писать письма, – добавила сестра Эммануэль.
– Но я должна писать. Я должна написать королю и друзьям при дворе. Я должна написать сестре, чтобы она знала, где я… Я должна писать рассказы. И как прикажете это делать?
– Рассказы? – презрительно поинтересовалась сестра Эммануэль. – Вы полагаете, что можете напрасно тратить время на создание подобной фривольной ерунды? Подумайте хорошенько, мадемуазель. – Она ухватилась за мою сумку, намереваясь вырвать ее у меня.
Я крепко держала ее.
– Вы не имеете права. Как вы смеете?
На помощь ей пришла сестра Берта. Дорожную сумку вырвали у меня из рук и вывалили ее содержимое на стол. Сестра Эммануэль переломила перья пополам, вылила чернила в помойное ведро, смяла листы пергамента и швырнула их в огонь.
Я попыталась остановить ее, но сестра Берта схватила меня своими сильными руками и не отпускала, даже когда я принялась лягаться, стараясь побольнее ударить ее тяжелыми деревянными башмаками.
– Salope[27], – всхлипнула я, – putain[28], – присовокупив еще несколько столь же сочных ругательств и проклятий. Но все было без толку.
Мои перья, чернила и бумага пропали, а с ними исчезла и последняя возможность написать прошение, чтобы выбраться из этой тюрьмы.
Воздушные замки
Аббатство Жерси-ан-Брие, Франция – январь 1697 года
В ту ночь я лежала в постели и плакала. Слезы лились ручьем, сотрясая тело и перехватывая дыхание. В конце концов я замолкала, обессилев, но потом вновь вспомнила обо всем, чего лишилась, и начинала плакать снова.
Письменные принадлежности были самым ценным моим достоянием. А ручку из пера ворона я любила больше всего. Когда мой муж Шарль подарил его мне, то сказал, что оно такое же черное и блестящее, как мои волосы, и острое, как мой ум. Этим пером я писала только рассказы; для писем, игорных расписок и любовных посланий я использовала гусиные перья, подравнивая и затачивая их перочинным ножичком – последним подарком матери. Иногда у меня не хватало денег на портниху, но я никогда не скупилась на лучшие чернила и бумагу. Я разглаживала ее пемзой до тех пор, пока она не становилась белой и чистой, как моя кожа, готовая впитать быстрый полет моего пера.