Мы вместе прошли коридором к большому залу. Играла музыка, по комнате в блеске и шорохе ярких шелков и лент кружились пары, и резкий гул голосов ворвался мне в уши. Войдя в залу, мы увидели, как Анжелика идет прямо сквозь толпу на негнущихся ногах, словно марионетка. Она проигнорировала королеву, совершив стратегический промах, который вызвал злорадные улыбки и перешептывание во всех углах залы. Королева старательно избегала смотреть на нее, положив пухлую ручку на обтянутое розовым атласом плечо сына, чтобы и он не увидел соперницу. Мне вдруг пришло в голову, что Анжелика и дофин – почти ровесники. Я отстраненно подумала, а не задевает ли дофина то, что отец взял себе такую молоденькую любовницу, и не хотелось бы ему самому занять место отца. Анжелика и впрямь выглядела сегодня очаровательно, бледнее и эфемернее, нежели обычно. Подойдя к королю, она присела перед ним в глубоком реверансе.
– Моя дорогая, – сказал король, испытывая одновременно досаду и тайную радость. – Мы рады видеть, что вам стало лучше. Не хотите ли потанцевать?
– С удовольствием. – Анжелика выпрямилась и пошатнулась.
Он взял ее за руку и повел на середину зала, внушительный и величественный в своем завитом парике, ступающий с тяжеловесной грацией слона. Она танцевала, склонив головку ему на плечо. Он наклонился, чтобы прошептать ей что-то на ухо.
Пожалуй, на какое-то время о ней можно более не беспокоиться. Анжелика вернула себе расположение короля. Щеки ее раскраснелись, а глаза сверкали, как звезды. Я развернула веер, отпила глоток шампанского и стала с интересом смотреть по сторонам.
За узкими бойницами окон простирался унылый зимний пейзаж, а внутри буйствовал летний сад: и розы, пионы и маки раскачивались на стеблях в такт музыке скрипок. На обнаженных шеях и запястьях сверкали драгоценности; тяжелые кудри париков ниспадали на обтянутые атласом спины; по каменным плитам пола стучали высокие каблуки.
– Мадемуазель де ля Форс!
Я обернулась и увидела, что ко мне спешит принцесса Мария-Анна, тринадцатилетняя новобрачная. От нее не отставал юный супруг, принц Людовик Арман. Поговаривали, брачная ночь завершилась катастрофой, и сейчас она отказывалась пускать его в свою постель. Мне она показалась очень юной, и я понадеялась, что слухи не врут.
– А правда ли, что вас бросили в Бастилию? – запыхавшись, выпалила принцесса.
Я глубоко вздохнула и воинственно задрала подбородок.
– Да, мадам, это правда.
Она сложила руки молитвенным жестом.
– Неужели все было так ужасно, как об этом говорят?
– Хуже. Намного хуже.
– Наверное, вы очень испугались?
– А вы видели, как кого-нибудь пытают? – поинтересовался принц Людовик Арман.
– «Да» – на ваш вопрос, и «нет» – на ваш, – улыбаясь, ответила я. Поколебавшись, добавила: – Но я действительно слышала крики.
Принцесса Мария-Анна прижала ладошку в белой перчатке ко рту.
– Нет! – Обернувшись, она окликнула кое-кого из своих друзей: – Идите сюда и послушайте! Мадемуазель де ля Форс рассказывает нам о Бастилии. Она слышала, как пытали людей!
Вскоре вокруг меня столпилась стайка разодетых мальчиков и девочек, которые забросали меня вопросами:
– Что случилось? Что они делали с вами? Вы действительно слышали, как кого-то пытали?
– Это был самый душераздирающий крик, который я когда-либо слышала, – сказала я. – Это был крик, исполненный неистовой боли. Так что мне оставалось лишь зажать уши руками и не пытаться представить, что они делают с бедняжкой.
– Какой ужас!
– Наверное, вы были очень напуганы.
– Как вы думаете, вас тоже собирались пытать?
– Надеюсь, что нет. – Я сказала себе: «Они не посмеют подвергнуть меня пыткам. Я – Шарлотта-Роза де Комон де ля Форс, кузина герцога Франции, родственница, пусть и дальняя, самого короля!» Но потом я услышала плач, стоны и крики, вспомнила, что король потребовал покарать виновных, кем бы они ни были, невзирая на чины и титулы, и все, что мне оставалось, это пасть на колени и молить Бога о том, чтобы судьи убедились в моей невиновности.
Собравшиеся дружно вздохнули.
– Значит, вас оправдали? – осведомилась принцесса Мария-Анна. – И вас отпустили?
Я кивнула и, раскрыв веер, стала обмахиваться им.
– Забавно в кои-то веки оказаться невиновной.
Они дружно рассмеялись, все до единого. Я же спрятала улыбку за веером и вдруг поняла, что впервые за очень долгое время испытываю некоторое довольство собой.