– Отныне гугенотам запрещено покидать место своего постоянного жительства, равно как и выезжать за пределы Франции. Любого, кто будет пойман на этом, отправят на каторгу или посадят в тюрьму, а имущество его конфискуют. Того, кто рискнет помогать им бежать, тоже ждет каторга.
– Он не может этого сделать!
– Может. И уже сделал.
– Но Шарль… что же нам делать?
Он помолчал.
– Я не могу предлагать что-либо остальным членам твоей семьи, но для тебя у меня есть решение, которое, я надеюсь, тебе понравится.
Я почти не слушала его. В висках у меня шумела кровь. Меня охватил страх, когда я стала вспоминать услышанные в детстве рассказы: детей гугенотов насаживают на вертела и поджаривают на кострах; женщин-гугеноток насилуют и убивают солдаты; церкви гугенотов сжигают вместе со всеми запертыми внутри прихожанами; гугенотов пытают и отдают в рабство…
– Ты могла бы выйти за меня замуж, – сказал Шарль.
– Что?
– Ты могла бы выйти за меня замуж. Ты ведь согласна, Шарлотта-Роза? Я люблю тебя и хочу сделать так, чтобы ты была в безопасности.
– Но мы не можем пожениться, – ошеломленно пробормотала я. – Браки между протестантами и католиками запрещены законом. И наших детей объявят незаконнорожденными.
– Тебе придется отречься от своей веры, – сказал Шарль.
Несколько мгновений я даже не могла сообразить, что он имеет в виду. Мне казалось, будто моя голова набита шерстью, руки и ноги налились тяжестью и похолодели, словно зажив собственной жизнью помимо остального тела. Наконец до меня дошел смысл его слов, и я ощутила, как меня охватывает гнев.
– Нет! Неужели ты не понимаешь? Моя мать… моя семья… – Этими несколькими слова я пыталась сказать ему все.
Шарль быстро заговори:
– Они не посмеют тронуть тебя, если ты станешь моей женой. Я же смогу обеспечить тебе безопасность. Король будет доволен тобой. Он сделает так, чтобы тебе не слишком докучали. Он даже назначит тебе какую-нибудь компенсацию.
– Я не могу. Не могу, – вырвав у него свою руку, я побежала туда, где паслась моя лошадь. Каким-то образом я сумела подняться в седло, задрав юбку выше колен. Развернув кобылу, я с места пустила ее в галоп.
– Шарлотта-Роза! – крикнул мне вслед Шарль.
Но я не остановилась. Теперь разноцветье осенних красок казалось мне погребальным костром, на котором сжигают еретиков, геенной огненной.
Наконец спустя долгое время я натянула поводья и остановила свою взмыленную лошадку. Я потеряла шляпу, и волосы спутанными прядями упали мне на лицо, а кожу исцарапали ветки и сучья. Я тяжело дышала. Меня душили слезы.
Что же мне делать? Я не хотела умирать в пламени костра. Не хотела я и бежать, прятаться в пустой бочке из-под пива или на телеге с соломой, чтобы меня проткнул вилами какой-нибудь чрезмерно рьяный солдат или вытащил за волосы из моего укрытия. И куда я поеду? На что я буду жить?
Я стояла на поляне, по краям которой росли буковые деревья, багряные листья которых напоминали рубины, а ветви были черными, как уголья. Близился закат, и снопы сочного солнечного света пробивались сквозь чащу, словно сквозь узкие мозаичные окна собора.
В ушах у меня зазвучали обрывки псалмов и проповедей: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень…»
И где теперь эти праведные?
Мать всегда говорила, что несчастья и страдания, ниспосланные нам, избранным, были свидетельством благорасположения к нам Господа, испытанием крепости нашей веры, и что, взвалив на свои плечи крест и следуя за Иисусом Христом, мы будем вознаграждены даром спасения. Но разве в силах человеческих вынести столь жестокие гонения?
«Ибо Ты Бог крепости моей. Для чего Ты отринул меня?» – подумала я.
Я потеряла Бога давным-давно. Я потеряла мать, отца, свою семью. У меня не осталось ничего, кроме любви, которая расцвела между мною и Шарлем, как подснежник, пробивающийся сквозь корку снега.
Он хочет жениться на мне.
Щеки загорелись жарким румянцем. Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Я слишком устала и измучилась, чтобы снова взбираться на лошадь. Я схватила ее под уздцы и зашагала назад по лесу, уже сожалея о своем поспешном бегстве и о том, что вообще могла раздумывать над его предложением.
Шарль нашел меня некоторое время спустя, уже в сумерках, спотыкающуюся и бесконечно усталую. Я выпустила вожжи и побежала ему навстречу, а потом обняла его за талию.