– Прости меня… конечно, я выйду за тебя… разумеется, да.
Он крепче прижал меня к себе и запрокинул мне голову, чтобы поцеловать. Я пылко ответила на его поцелуй, да так, что колени у меня подогнулись, а голова пошла кругом.
– Ты – соленая на вкус, – произнес он немного погодя. – Как русалка.
– А ты – сладкий, как манна небесная. Мы и вправду поженимся?
– Не исключено, нам придется бежать, – неуверенно ответил он. – Мой отец… неуступчивый человек.
Я вполне могла понять, почему его отец пришел в ужас от одной только мысли о том, что Шарль женится на мне. Не говоря уже о том, что я была гугеноткой, что у меня не было приданого, что репутация у меня была подмоченная, между нами существовала непреодолимая одиннадцатилетняя разница в возрасте. Мне было уже тридцать пять; Шарлю не исполнилось еще и двадцати четырех. И совершеннолетним он станет только через двадцать месяцев.
– Я, например, согласна бежать хоть сейчас. Все равно делать больше нечего. Ну что, побежали?
Он рассмеялся и снова поцеловал меня.
– Если бы мы смогли заручиться разрешением короля…
Я закусила губу. Дни, когда Атенаис достаточно было поманить короля пальчиком, и он бежал к ней на цыпочках, давно миновали. Она лишилась роскошных апартаментов в Версале и в поездках короля занимала всего лишь третий или даже четвертый экипаж.
Теперь фавориткой считалась Франсуаза, маркиза де Ментенон. Кое-кто уверял, что она уже успела стать тайной супругой короля, обвенчавшись с ним в полночь во время уединенной церемонии вскоре после смерти королевы. Во дворце ей были предоставлены лучшие комнаты, располагавшиеся на верхнем этаже, напротив апартаментов самого короля. Король проводил у нее все свободное время. Он стал носить простую одежду темных тонов, как типичный буржуа, отказался от колец, бриллиантовых пряжек или булавок с драгоценными камнями, и недовольно косился на все те divertissements[172], которые так любил раньше.
Тем не менее Франсуаза, как и я, родилась в семье гугенотов, хотя ныне считалась ревностной католичкой. Она вот уже десять лет пытается спасти мою душу. Если я поговорю с нею…
– Под лежачий камень вода не течет, – процитировала я одну из любимых поговорок матери. – Я поговорю с маркизой де Ментенон. Если кто и может убедить короля, так это она.
Сказать это оказалось легче, чем сделать.
Безвозвратно канули в прошлое дни, когда к маркизе де Ментенон можно было запросто подойти и посплетничать с нею за чашкой горячего шоколада. Теперь получить у нее аудиенцию было ничуть не легче, чем у самого короля.
Кроме того, Франсуаза была чрезвычайно занята недавним браком принцессы Луизы-Франсуазы, старшей дочери Атенаис, с внуком Великого Конде. Принцессе исполнилось всего одиннадцать лет от роду, поэтому после церемониального возлежания на брачном ложе с супругом, она вернулась к учебе под крылышко своей гувернантки. Вот только принцесса всей душой презирала маркизу де Ментенон и решительно отказывалась признавать ее власть над собой. Добавьте к этому негодование ее сводной сестры из-за того, что принцесса Луиза-Франсуаза оказалась выше ее по положению, и вы поймете, что при дворе было неспокойно.
Ко всему прочему, на ноге у короля образовался фурункул размером с добрую сливу, причинявший ему такую боль, что он не мог ходить. На заседания Совета его приносили на носилках, а охотиться он отныне мог только из небольшого экипажа. Немощь приводила его в такую ярость, что он постоянно пребывал в крайне дурном расположении духа. Франсуазе приходилось нелегко – она пыталась ухаживать за ним и умиротворить, – а такая задача у кого угодно отнимет последние силы.
Наконец мне удалось поймать взгляд Франсуазы, и я поспешно сложила руки умоляющим жестом перед грудью. Она подошла поприветствовать меня, величественная дама в строгом платье, которое тем не менее производило впечатление очень дорогого.
– Мадемуазель де ля Форс, вам что-то от меня нужно?
– Совесть моя неспокойна, – ответила я. – Моя душа в смятении.
– Разве у вас нет своего духовника?
– Мадам вы забываете, я… я…
Она выглядела удивленной.
– Мадемуазель, вы разве до сих пор не отреклись от своих заблуждений? Король будет очень недоволен. Неужели вы не слышали о последнем законе против еретиков?
– Слышала. И потому сердце мое неспокойно. Я хочу быть доброй христианкой и верной подданной Его Величества, покаяться и встать на путь исправления, но я чувствую себя в долгу перед своими умершими родителями.