– Ну сделай так, как он просит! А потом, когда ты окажешься на свободе, мы убежим и поженимся.
Он нахмурился.
– Это бесчестно, Шарлотта-Роза.
– Как и держать тебя здесь против твоей воли!
Он нахмурился еще сильнее.
– Я не могу погубить свою душу лжесвидетельством.
– Даже ради меня? – взмолилась я.
Выражение его лица на мгновение смягчилось.
– Ты же знаешь, что для тебя я сделаю все, ma cherie… все, что не грозит мне бесчестьем.
– А не мог бы ты сказать отцу что-либо такое, что успокоит его подозрения? Скажи ему, что тебе невыносимо сидеть взаперти, и поклянись, что не вернешься в Версаль и не станешь искать меня. А потом, когда тебя выпустят, мы можем встретиться в Париже. Таким образом, тебе не придется лгать ему и брать грех на душу или совершать еще какую-либо подлость. Согласен?
Я говорила быстро, захлебываясь словами, и водила звериной мордой туда-сюда, посматривая по сторонам, не заинтересовался ли нами кто-либо. Но взгляды публики были устремлены на актеров, танцующих в круге света от факелов, тем более что мы-то с Шарлем стояли в тени.
Он нахмурился и закусил губу.
– Ради тебя я отреклась от своей веры! Я обесчестила память своей семьи! Неужели для тебя это ничего не значит?
Один из стражников оглянулся на нас, и Миетта моментально сделала стойку на руках, воскликнув:
– Посмотрите на меня, месье, на меня!
Шарль послушно повернул к ней голову, улыбнулся и захлопал в ладоши, а потом дал ей монетку. Стражник отвернулся.
А я расплакалась в медвежьей шкуре. Шарль услышал мои всхлипы, увидел, как колыхнулась шкура, и сдался.
– Разумеется, значит. Прости меня. Я так и сделаю, но не стану ни лгать ему, ни обещать не делать того, что намерен сделать.
– Встретимся в Париже, в доме моей кузины, графини де Мюра, – быстро сказала я. – Она живет на Королевской площади, возле Бастилии. Она спрячет нас, пока ты не достигнешь совершеннолетия. Ох, Шарль, не обмани меня! Последние недели были просто ужасными.
– Для меня тоже, – сказал он и протянул ко мне руки, словно намереваясь обнять. Но обнимать танцующего медведя как-то не принято, и руки его беспомощно упали вдоль тела. – Жаль, что я не могу поцеловать тебя, – убитым голосом прошептал он. – Ах, как мне хочется сорвать с тебя эту медвежью шкуру!
– Жан де Лафонтен говорил: «Не спешите делить шкуру неубитого медведя», – дрожащим голосом сказала я. – Ох, Шарль, пожалуйста, поспеши!
Париж, Франция – май 1687 – июль 1689 года
Мы с Шарлем подписали брачный контракт 22 мая 1687 года, на мой тридцать седьмой день рождения. Две недели спустя, 6 июня, в присутствии свидетелей нас обвенчал священник церкви Сен-Сюльпис в Париже, одного из самых больших и величественных храмов Франции. Огромное здание было темным и мрачным, но мое счастье расцветило и согрело его. Священник благословил нас. Нанетта с моей сестрой Мари расплакались от радости.
Мы с мужем провели несколько потрясающих дней в Париже. Взявшись за руки, мы гуляли по берегу Сены, ходили в театр и на балет, а каждую ночь любили друг друга в освященной узами брака супружеской кровати.
– Наконец-то! – радовался Шарль. – Больше нет нужды заниматься любовью в одежде.
– Нам, пожалуй, самое время покаяться, – заявила я спустя несколько дней. – В конце концов, король ведь дал нам разрешение.
Итак, мы собрали вещи и отправились в Версаль, чтобы предстать перед королем и умолять его простить нас за то, что мы сочетались браком, не уведомив сначала его.
Король выглядел усталым и больным, а его отвислые щеки обрели багровый оттенок. Он лишь кивнул и проронил:
– А, молодые влюбленные. Вы уже совершеннолетний, месье де Бриу?
– Да, сир, – ответил Шарль.
– Очень хорошо. Попросите метрдотеля подыскать вам апартаменты. Мадам де Бриу?
– Да? – откликнулась я, трепеща от радости, настолько понравилось мне такое обращение.
– Пусть более не будет никаких скандалов.
Но надеяться на это не приходилось. Мне было отпущено всего десять дней счастья. Десять дней меня называли «мадам де Бриу». Десять дней я засыпала в объятиях мужа, десять дней он будил меня поцелуем. Десять дней настоящего безумия в середине лета.
А потом барон де Бриу вознамерился расторгнуть наш брак, подав иск в парламент. По его уверению, я соблазнила несовершеннолетнего и женила его на себе без согласия его семьи. Шарль рвал и метал, крича, что он достиг совершеннолетия и имеет право поступать так, как ему заблагорассудится. Но все было бесполезно. Шарля вновь поместили под стражу, на сей раз – в бывший лепрозорий в Сен-Лазар, превращенный в тюрьму для тех, кто доставлял ненужные хлопоты своим семьям. Барон предложил мне взятку, дабы я отреклась от супружеских клятв. Я с негодованием отказалась. Тогда этот putain вытащил меня в суд. Весь двор пришел полюбоваться на заседание. Меня назвали проституткой, колдуньей, суккубом[186]. Жан де Лафонтен, шокированный грубым обращением, которому я подверглась, написал в мою поддержку несколько стихотворений. Его моментально подняли на смех и стали поливать грязью. Говорили, что я околдовала и его, заставив полюбить себя. Судебное заседание превратилось в шумный скандал, имевший целью унизить меня как можно сильнее.