– Бедная девочка, – сказала Анна-Мария-Луиза, герцогиня де Монпансье, откладывая вилку. – Но почему она непременно должна выходить замуж? Ведь она наверняка может принести пользу своей семье и без необходимости сочетаться браком с кем-либо?
– Ты говоришь так, – язвительно высказался герцог Орлеанский, – чтобы скрыть тот факт, что сама ты никому не нужна. Тебе предлагали руку самые богатые женихи во всем христианском мире, но ты так и не сумела найти себе мужа.
Анна-Мария-Луиза залилась краской и поспешно уткнулась в свою тарелку.
– Ее Высочество могла выйти за кого угодно, – холодно заметила королева Анна. – Но король Карл Английский оказался для нее слишком уродлив, а король Португалии Альфонс – немощен…
– Да он же наполовину парализован, – запротестовала Анна-Мария-Луиза. – И слабоумен вдобавок.
– А герцог Савойский – слишком молод, – продолжала королева Анна.
– Он на семнадцать лет моложе меня. И до сих пор позволяет своей матери править вместо него.
Возникла неловкая пауза. Король выпятил подбородок, а на лице королевы-матери отразилось замешательство. Она столько лет оставалась регентшей Франции, что до сих пор не могла отказаться от этой роли. Осушив кубок вина, королева-мать, подкрепившись, возобновила нападение.
– А что ты скажешь об императоре Фердинанде? Выходить за него ты тоже не пожелала.
– Он на двадцать лет старше меня.
– Полагаю, ты сочла это достаточной причиной, чтобы отказать и моему брату, – заявила королева.
– Он же кардинал!
– Фи! Ну и что с того? Его так и не посвятили в духовный сан, ведь он был инфантом Испании. Здесь можно было что-нибудь придумать. – И королева с неудовольствием встряхнула салфетку.
Анна-Мария-Луиза закусила губу, по-прежнему не поднимая взгляда от тарелки.
– Они готовы были жениться на мне только ради денег. А я… я хочу, чтобы кто-нибудь полюбил меня ради меня самой. – Голос у нее дрогнул.
– Ты рассуждаешь, как молочница, – голосом, в котором звучало нескрываемое презрение, заявил король. – Ты – внучка короля Франции. И твой брак – вопрос политический. Это должен быть союз, который принесет нашему трону богатство и влияние.
– Значит, меня можно продать, как корову, тому, кто больше заплатит? – отозвалась Анна-Мария-Луиза, судорожно сжав руки.
– Если я так велю, – был ответ. – Иной пользы от тебя быть не может.
И вновь за столом воцарилось долгое напряженное молчание. Анна-Мария-Луиза едва сдерживала слезы.
– Но ведь Франция наверняка располагает достаточными властью и влиянием? – сказала мать и улыбнулась королю. – Вся Европа только и говорит, что о роскошном дворе «короля-солнце».
На его лице не дрогнул ни один мускул.
– Но такая роскошь стоит денег. И добыть их можно только на брачном рынке.
– Но если Ее Высочество не хочет выходить замуж, – продолжала мать с явным сочувствием в голосе, – то в этом нет насущной необходимости?
– Это – не вопрос выбора. Это – вопрос долга и приличия, – ответил король.
– Кроме того, женщине нужен мужчина, чтобы повелевать ею и защищать ее, – добавила королева Анна. – Мой супруг король скончался почти двадцать лет тому, и я не знаю, что бы делала без помощи и совета моего дорогого Жюля, – и она ласково улыбнулась кардиналу Мазарини, который, откинувшись на спинку стула, хмурил брови, не сводя глаз с лица моей матери.
– Но при этом вы многие годы были регентшей короля, – заметила maman. – Вы сами вырастили двух сыновей, как я воспитываю своих дочерей после смерти моего дорогого супруга.
– В самом деле, – согласилась королева Анна. – Это правда.
Кардинал Мазарини нахмурился, и королева поспешила добавить:
– Хотя у меня был самый лучший советчик и наставник.
Maman горячо продолжала:
– Хотя я очень скучаю о своем муже, я по праву владею титулом и поместьями, и моей обязанностью всегда было управлять ими ко всеобщему процветанию. К тому же у моего супруга хватало собственных забот. Замок Шато де Казенев принадлежит мне, а после меня он перейдет к моей дочери.
Анна-Мария-Луиза смотрела на нее блестящими от любопытства глазами.
– Выходит, мадам, вы полагаете возможным для женщины иметь свой собственный уголок мира и быть его хозяйкой?
– Разумеется, – ответила мать. – Женщины были святыми, воительницами и матерями. Они более чем способны сами позаботиться о себе. – И обе обменялись теплыми понимающими улыбками.