– Разве это плохо – иметь талант и стремиться к славе? Вот ты, например, ты же не хочешь, чтобы твой младший брат загубил свой дар, ниспосланный ему самим Господом, и заработал для нас целое состояние?
Молодой художник по-прежнему крутил на пальце прядь моих волос. Я холодно сказала:
– Прошу прощения, – и дернула головой, чтобы освободиться.
Но он лишь весело улыбнулся мне и привлек к себе, потянув за волосы, как за веревочку. От него пахло землей и свежей травой, словно он валялся в саду.
– Красная и желтая охра, чтобы передать цвет твоих волос, и желток из яйца городской курицы для твоей перламутровой кожи, – сказал он. – Я готов отдать целое состояние за кошениль, чтобы запечатлеть коралл твоих губ.
И он вдруг наклонился и поцеловал меня. Губы его были мягкими и нежными. А я не могла пошевелиться – он словно околдовал меня. Я и думать забыла о своем кинжале, а лишь наслаждалась прикосновением его губ. А он привлек меня к себе, как будто боялся, что вот сейчас я упаду в обморок, и тогда он успеет меня подхватить.
Он оторвался от моих губ и улыбнулся.
– Приходи ко мне в студию. Я тебя нарисую, – прошептал он мне на ухо. – Меня зовут Тициан Вечеллио[119]. А тебя?
В следующий миг мы осознали грозное присутствие телохранителя Сибиллы, Серджио, который угрюмо возвышался над нами.
– Ого, – пробормотал себе под нос Тициан, ласково дернул меня напоследок за волосы и растворился в толпе.
Недовольно хмурящийся брат поспешил за ним. Я смотрела ему вслед до тех пор, пока не заметила, что в тени дома стоит Сибилла и наблюдает за мной. Ее темное лицо оставалось таким же невыразительным и непроницаемым, как и всегда. Я пожала плечами, улыбнулась и подошла к ней со словами:
– Карнавал, что поделаешь! Он кружит головы всем без исключения. Наверное, все дело в масках.
Однако же весь остаток дня я пребывала в некоторой задумчивости, сознавая, как налились и потяжелели вдруг мои груди, а в жилах играет кровь. «Тициан», – повторила я про себя, жалея, что не могу расспросить о нем Сибиллу.
На следующее утро Сибилла призвала меня в гостиную. Я легко впорхнула в комнату, присела перед нею в изящном реверансе и предложила ей руку запястьем вверх, хотя и знала, что луна сейчас не полная, да и не станет она брать у меня кровь при свете дня. Это был жест подчинения и умиротворения, столь же фальшивый, как и моя улыбка.
Она лишь покачала головой, оценивающе глядя на меня.
– Не сегодня, Селена. Присядь, будь любезна. Я хочу поговорить с тобой.
В голове у меня моментально мелькнула мысль о моем тайном хранилище запрещенных рукописей. Но я постаралась отогнать ее, боясь, что Сибилла поймет, о чем я думаю. Покорно склонив голову, я опустилась на скамеечку у ее ног, разгладив юбку на коленях. По правде говоря, я боялась Сибиллу. Мне нужны были ее власть, ее состояние, ее сила, но я очень не хотела, чтобы она узнала об этом. Она бывала безжалостна, а ведь мне не исполнилось еще и пятнадцати. Несмотря на то, что я во все глаза смотрела, слушала и записывала, я лишь начала постигать азы знаний, которые она копила веками.
– Селена, ты стала женщиной. У тебя заиграла кровь.
Я закусила губу. А ведь я старалась стирать белье так, чтобы меня никто не видел. Предательство собственного тела вызывало у меня негодование и отвращение. Я не хотела становиться женщиной, во всем зависящей от милости мужчин и времени – нет, я желала оставаться целомудренной и безупречной вечно.
В глаза Сибиллы светилось понимание.
– Время остановить невозможно, Селена. Поверь, я пыталась противостоять ему изо всех сил. Крутится земля, происходит смена времен года, меняется все. Ты была ребенком, а теперь ты стала женщиной и более не можешь быть мне полезной.
Вот этого я никак не ожидала и уставилась на старую ведьму расширенными от страха и изумления глазами.
– Но… я…
– Мне нужна кровь девственницы, – сказала она.
– Но я все еще девственница.
– Надолго ли? – И левая бровь ведьмы изогнулась характерным насмешливым образом.
– Навсегда, – пылко вскричала я.
Она криво улыбнулась.
– Ты собираешься уйти в монастырь и стать монахиней?
Я растерялась.
– Нет, но…
– Тогда тебе придется расстаться с целомудрием, по своему желанию или против него.
– Я скорее умру.
– Ты предпочитаешь смерть удовольствиям плоти? А я отнюдь не считала тебя глупой, Селена. Или настолько набожной, чтобы слепо верить всему, о чем болтают епископы и папы, с ханжески-лицемерным видом призывающие усмирять плоть, тогда как в первых рядах теснятся их любовницы и незаконнорожденные ублюдки. Неужели ты не понимаешь, что секс – это священная сила природы, полная мощи и страсти, жизни и радости? Ты не сможешь стать ведьмой, если не сумеешь овладеть этой силой.
119
Тициан Вечеллио (1476/77 или 1480-е – 1576) – итальянский живописец эпохи Возрождения. Имя Тициана стоит в одном ряду с такими художниками, как Микеланджело, Леонардо да Винчи и Рафаэль. Тициан писал картины на библейские и мифологические сюжеты, прославился он и как портретист. Тициану не было и тридцати лет, когда его признали лучшим живописцем Венеции.