Хорошо следить, как волны задорные
Играют в камешки, словно дети,
Смотреть в глаза твои, влюбленно-покорные,
И чуть слышно смеяться над фантазией вздорной:
«А вдруг – мы одни на свете!»
«Ночь забелела над белой Иматрой…»
Ночь забелела над белой Иматрой,
Над сонными соснами застыла синь.
Гранит прибрежный, докрасна вымытый,
Раскатами волн простонал: «застынь!
Застынь, как я, под злыми ударами!
Смотри, моя грудь не дрогнет в борьбе»!
Над белой Иматрой в дымке пара
Мелькают призраки и зовут к себе.
Зовут забыться под льдистыми струями,
Ненужную жизнь отбросить прочь…
Зов все властней. И медлит, тоскуя,
Мечтает над Иматрой белая ночь.
«Не всё ли мне равно, что где-то там, далеко…»
Не всё ли мне равно, что где-то там, далеко,
Ты в этот миг тоскуешь обо мне?
Я отдаюсь колдующей луне,
Я слушаю, как ночь шевелится в осоке
И как волна любовно льнет к волне.
Я радостно слежу, как золотые змеи
За лодкою медлительно скользят,
Как меркнет чей-то утомленный взгляд,
Как сонные, спокойные нимфеи
Под пальцами луны томясь, дрожат?..
И нет тебя в душе по-новому покорной…
Пусть завтра вновь тоска окрасит взор —
Сегодня так хорош седой простор,
Так хорошо с другим из чаши ночи чёрной
Пить лунный отравляющий ликер.
«Суматоха и грохот ожившей платформы…»
Суматоха и грохот ожившей платформы…
Почему-то запомнились: черный номер «пять»
И желтые канты электротехнической формы…
Ах, зачем я пошла его провожать!
Если бы, если бы во сне это было!
Он жадно шептал: «Согласись, согласись»,
И, почти соглашаясь, «нет» я твердила,
А за меня плакала серая высь.
Было печально, непонятно-печально
Любимое лицо за стекломъ wagon-lits.
На губах алел поцелуй прощальный —
Поезд спрятался вдали.
А когда я спускалась со ступенек вокзала,
Ко мне наклонился господин в котелке,
Бесстыдно шепча… И на улыбку нахала
Я улыбнулась в своей тоске.
«Почему я со страхом жду от Вас признания?..»
Почему я со страхом жду от Вас признания?
Почему я не смею глядеть Вам в лицо?
Разве я не в силах разорвать воспоминания –
Прежних клятв, прежних ласк живое кольцо?
Не всё ли равно мне, чьи губы дурманно
Вчера дышали на усталых губах!
Тебе, сегодня, кричу я «Осанна»! –
Тебе, сверкнувшему в этих ясных глазах!
Кричу… Но напрасно. И Вы, подошедший
С доверчивым жестом несмелых рук, —
Вы со страхом услышите в ночи сумасшедшей
В мои темные окна минувшего стук…
Воспоминанья — осенняя ветка…
Пожелтелые листья так жутко шуршат…
Ах, разве я женщина? Я только поэтка,
Как меня назвал Ваш насмешливый брат.
«Мне нравятся Ваши длинные ресницы…»
Мне нравятся Ваши длинные ресницы,
И девически-нежные щеки,
И странное сходство с когда-то любимым лицом,
Теперь чужим и далеким.
Я знаю: я слишком ласкова с Вами,
И может быть, этого не надо,
Но Вы говорите его словами
И его взглядами.
Но есть сладострастие, вспоминая былое,
Вплетать в настоящее прошлого нить…
При наших встречах со мной всегда двое.
Вы и он, забытый.
…Помните, был так ярок электрический тюльпан,
Запоздалые извозчики врывались в окно…
Кто меня целовал у старого дивана
Вы — или он?
«Мне хочется плакать под плач оркестра…»
Мне хочется плакать под плач оркестра.
Печален и строг мой профиль.
Я нынче чья-то траурная невеста…
Возьмите, я не буду пить кофе.
Мы празднуем мою близкую смерть.
Факелом вспыхнула на шляпе эгретка.
Вы улыбнётесь… О, случайный! Поверьте,
Я — только поэтка.
Слышите, как шагает по столикам Ночь?..
Её или Ваши на губах поцелуи?
Запахом дышат сладко-порочным
Над нами склонённые туи.
Радужные брызги хрусталя —
Осколки моего недавнего бреда.
Скрипка застыла на жалобном la…
Нет и не будет рассвета!
«Долго шли бульваром, повернули обратно…»
Долго шли бульваром, повернули обратно.
С грохотом трамвая слились злые слова.
Кажется, я назвала Вас развратным,
Заявила, что отныне я для вас мертва.
Что мою любовь Вы растоптали сами,
Что в душе только презренье и брезгливость…
Вы как-то сжались под моими словами,
Да изредка взглядывали по-детски боязливо!
Но когда я хотела одна уйти домой, –
Я внезапно заметила, что Вы уже не молоды,
Что правый висок у Вас почти седой —
И мне от раскаяния стало холодно.
Электрическими фонарем вспыхнуло прошедшее,
Нежность иглою сердце пронзила;
Я робко взяла Вашу руку, — и воскресший,
Вы растроганно твердили: «милая, милая!..»
«Опять аметистовый вечер…»
Опять аметистовый вечер.
Прозрачно-холодные ткани
Набросила осень на плечи.
О, час предзакатных мечтаний!
Мне как-то не жаль, что одна я,
Что ты — безвозвратно далёко.
Как вечер, душа умирает
Без жалоб, без слёз, без упрёка.