— А Сергей Михайлович-то надолго?
— В отпуск.
— Значит, гульнем? — подзадорил Тутаев.
— Гульнем! — заулыбался Митька и, еще раз убедившись, что трешка в кармане, обрадованный, побежал мимо репейников к дороге.
2
— «Гульнем», — с горечью повторил про себя Тутаев.
Семену Семеновичу стало грустно «Надо кончать с этим! — решил он. — Каждое лето одна и та же история: приезжают к хозяйке сыновья, дочери с мужьями и детьми. Начинаются попойки, ругань — какой тут, к шутам, отдых?! Хоть на эти две недели, пока будет гостить Сергей, съехать бы от тети Поли».
И только подумал об этом — сидеть стало уже невмоготу. Тутаев встал и, чтобы хоть немного успокоиться, решил взглянуть на Быстрицу. Он очень любил речку. Пожалуй, именно из-за нее, из-за Быстрицы, он и поселился здесь, в Епихине. Сама речушка и особенно заречные дали, открывающиеся с высокого берега, всегда успокаивали.
Поднявшись со скамейки, Тутаев вышел в проулок. Проулок был узкий. По обе стороны его росли корявые ракиты. Обочиной, держась в тени ракит, Семен Семенович пошел вниз, к Быстрице.
И пока шел проулком, все думал о Митьке.
Митька — последний, самый младший сын хозяйки, Пелагеи Ивановны. У тети Поли много детей, и все они разъехались кто куда: Сергей, старшой, в Москве; там же и дочь — Мария. Еще сын — в Полянах, в районном центре, магазином заведует; две дочери — в Алексине, на комбинате работают. У всех в городах квартиры, семьи. И только меньшой, Митя, застрял в деревне.
Сам Митька считает, что застрял он в колхозе исключительно по причине своей неграмотности. Он с трудом окончил семилетку и теперь обвиняет всех: мать, что та в свое время не заставила его ходить в школу; сестер и братьев, что те-де учены, в столицах разных живут, а его бросили тут, в дыре, позабыли совсем. Убеждение, что жизнь его не удалась, сделало Митьку несносным для окружающих. Он пьет, скандалит, бездельничает. Было время, когда он возил молоко с их епихинской фермы. Но вот уже года три, после того как ферму перевели в Лужки, на центральную усадьбу, Митя, по сути дела, нигде не работает. Когда у него есть деньги на выпивку, он неделями бьет баклуши. И лишь оставшись без гроша, идет к Игнату Тележникову, бригадиру, и берется за какое-нибудь дело. Причем берется за такое дело, которое, как говорится, горит: перекрыть крышу в телятнике, обнести забором летний лагерь для свиней или что-либо другое в этом роде. Нет щепы для кровли — он сам надерет щепу; надо столбы для изгороди из леса привезти — привезет.
Разговаривая о деле с Игнатом, Митька торгуется, рядится, выговаривая цену, как какой-нибудь старшой у грабарей в те, давние времена. Однако, выклянчив подходящую цену, Митька работает за десятерых. Кому приходилось драть щепу на станке, тот знает, каков этот труд. Двоим-то мужикам трудно. А Митька один у станка справляется. Сам в лес съездит, заготовит осиновых кругляков, приладит станок во дворе, под навесом и строгает с темна до темна. Голый по пояс; пот с него — ручьями, а он знай свое: двигает резаком взад-вперед. Он готов работать до изнеможения, но только чтоб все точь-в-точь было, как уговорено: кончил дело — деньги на бочку!
Получив деньги, Митя идет в Поляны, покупает водки, закуски и навеселе — радостный, оживленный — заявляется домой. Водку и закуску — на стол; зовет к себе мать, соседей, дачников своих, угощает.
Поначалу все идет складно. Митя за столом весел; рассказывает забавные истории, сыплет присказки, и все думают, что наконец-то он образумился. Но, добавляя мало-помалу, Митька очень быстро хмелеет. А захмелев, впадает в буйство. Буйство это всегда начинается с придирок.
— Мать, а где Галя? — вдруг спрашивает он.
— Ты муж. Тебе лучше знать, где твоя супружница, — уклончиво отвечает тетя Поля.
Уклончиво и с некоторым тайным намеком.
Тетя Поля не любит свою невестку. Она считает, что Митя дал жене слишком большую волю. Галя работает лаборанткой на молокозаводе в Полянах. Служит она там давно, и работа ей нравится; однако Галя считает ее временной. Галя учится в вечерней школе и мечтает поступить в институт. Она часто задерживается в школе и дома каждую свободную минуту сидит за книгами. Тетя Поля считает, что учеба и книги — это блажь, баловство. Раз вышла замуж, то надо жить честь по чести: работать, ухаживать за мужем и ребенком, — чтоб муж был вовремя накормлен, обласкан, чтоб ребенок вовремя был помыт и уложен спать. «А это что за жена?! — возмущается Пелагея Ивановна. — Бросит дочь бабке; чуть свет — убежала! Является в полночь, в сумке вместо буханки хлеба — книжки. Дело ли это?! Была бы у Митьки другая жена, все шло бы по-иному. В доме был бы порядок. Пришел муж с работы — стол ему накрыт: пожалуйста, дорогой муженек, ешь себе на здоровье! А то прибежит Митька — скорей керосинку разжигать да старый суп разогревать. Раз повозился так, другой… А в третий — принес бутылку, достал из погреба соленых огурцов — и вся недолга… Вот и сбился парень с панталыку».
Тайные намеки матери всегда приводят Митьку в буйство.
— Галя! — зовет Митька. — Где моя жена?
Чаще всего Гали при таком случае не бывает. Пошумев, сколько приличествует по поводу ученых жен, Митька набрасывается на мать.
— A-а, сидишь! — говорит он, смотря на нее помутневшими глазами. — У кого за столом сидишь? Чей хлеб ешь? Нелюбимого сына хлеб ешь! А где твои любимчики? Где они? Разбежались! За длинными рублями гоняются! Взрастила — нечего сказать. Помрешь — они на похороны не приедут.
— Ну что ты, сынок! — уговаривает его тетя Поля. — Разве я тебя не люблю?
— А, любишь?! А раз любишь, достань мне еще водки!
Делать нечего: Пелагея Ивановна бежит в мазанку; достает со дна ларя, где ссыпано зерно для кур, бутылку самогона; приносит посудину и ставит на стол. Перепив, Митька засыпает тут же, сидя за столом.
Если же Галя дома, все оборачивается по-иному.
— Галя! — зовет Митька.
Галя, если даже она дома, редко принимает участие в этих Митькиных застольях. Ей некогда рассиживать за столом; надо приготовиться к завтрашним занятиям в школе; помыть девочку, постирать. Присядет, пока все тут — и соседи, и дачники, а потом тихо-тихо выйдет в сенцы и суетится там возле корыта с бельем.
Спохватившись, Митька зовет жену. Вытирая мокрые руки о фартук, Галя заходит в избу.
— Галюш! — говорит заискивающе Митя. — Раздобудь еще бутылочку.
— Хватит! Выпил свое, — строго говорит Галя. — Собери со стола посуду и ложись. Я потом помою.
Глаза у Митьки от выпитого вина наливаются кровью.
— Молчать! — Митька стучит кулаком по столу. — Я сам знаю, что мне делать.
— А знаешь, так не зови. — Галя уходит.
Митьку ее спокойствие выводит из себя. Он буквально рвет и мечет. Однако Галя невозмутима. Побушевав, оставшись один, Митька засыпает за столом. Галя волоком тащит его к кровати, раздевает и, как ребенка, укладывает в постель.
Но бывает так, что Митька до полуночи не может угомониться, требуя свое. Бывает так, что и руками размахается. Тогда Галя, сдерживая подступающие от обиды слезы, берет девочку — и в дождь и в темень уходит из дому.
Митька пьет всю неделю. Затем, помаявшись один, является с новиной. Он идет в Поляны, где живет Галина мать; извиняется перед женой, умоляет ее вернуться. Галя возвращается, и некоторое время они живут, как выразился сегодня Митя, «в полном согласии и всепрощении».
И такая карусель повторяется у них на году не один раз.
3
Родной матери и то, пожалуй, наскучат подобные сцепы, а чужому-то человеку — подавно. Уж сколько раз Семен Семенович, ложась спать после очередного скандала у Зазыкиных, говорил сам себе: «Все, хватит! Последнее лето я снимаю дачу у них. Нет никакого терпения. Надо искать другой угол». Но, решая так в пылу, Тутаев со временем, как говорится, отходил. Вот уже седьмое лето он проводит в Епихине и снимает себе дачу непременно у тети Поли. И ничего странного в этом нет — все дело в привязанности. В привязанности к самой хозяйке: Пелагея Ивановна хоть и словоохотлива не в меру, но незлобива и чистоплотна. У нее всегда прибрано в избе; она и по хозяйству жене поможет — и постирает, и обед приготовит, и хлеба из лавки принесет.