– Поедемте! Мы выходим.
– Ты хоть распорядился извозчика-то позвать? Она перешла на «ты».
Я смущен.
– Н-нет… я н-не…
– Ах ты, господи! Ну, что ж мы? Пешком, что ли, пойдем? Я бегу на угол:
– Извозчик! Извозч-и-ик!
– Садись! Ах, господи, да садись же! Экий нескладный! Ты сказал ему, куда ехать?
– Н-нет… Я н-не знал… А вы где живете?
– С ума сошел? Ко мне нельзя!.. Ну, что ж мы? Так стоять, что ли, будем? Ты куда меня везешь?
– Я… я… я н-не знаю… Я думал, вас до дому надо п-п-проводить…
– Фу-ты, черт! Хоть бы раньше предупредил! Я бы себе пожрать чего приготовила! Извозчик!
Она тычет его в спину.
– Поезжай сначала на Тверскую. Ты знаешь, около Страстного, против Корпуса, лавочка, где торгуют всю ночь?
И мы ныряем по тогдашним московским ухабам.
Я – смущенный.
Она – уткнувши нос в муфту.
– Да, выскажите…
Она снова переходит на «вы».
– Вы – настоящий распорядитель?
– Я? Настоящий!
– Вы, может быть, так… Есть какой-нибудь другой распорядитель? Настоящий? Он рассердится, что я с ним не поехала. Вы говорите правду? Это ведь дело!
– Ей-Богу, честное слово, другого распорядителя нет. А что?
– Ничего. Первого такого распорядителя вижу. Мы снова молчим.
– Вы часто бываете распорядителем?
– Нет. Я – комик. Я играю. Это я только так… Согласился… В виде исключения…
– А!
И столько презрения в этом: «А!»
И в лавке, пока ей завертывают сосиски и мещерский сыр, она смотрит на меня.
Свысока. Улыбается уголками губ.
– Тоже… распорядитель!..
Я не знал, за что она сердится.
За то, что осталась без хорошего, – во всяком случае, – теплого, ужина в ресторане? За то, что на свои деньги должна покупать себе сосиски?
Но я чувствовал, что под зеленым лугом, по которому я иду, болото и трясина. Что сквозь траву проступает вода, и мои ноги проваливаются.
Как много обязанностей за десять рублей!
В старой Москве все было дешево: говядина, театр и человек.
В Секретаревке, этом «театре детских игр», разыгралась трагедия, лет тридцать пять тому назад взволновавшая всю Москву.
– Дело нотариуса Н.
Шел любительский спектакль.
В нем, в первый раз в жизни, играла на сцене молодая девушка, конторщица в маленьком журнальчике «Светоч».
К спектаклю имел какое-то отношение нотариус Н., известный в тогдашней Москве, как:
– Большой ходок по дамской части.
Молодая девушка имела большой успех. Ее много вызывали. И нотариус предложил:
– Необходимо вспрыснуть первый артистический успех! Решили ехать ужинать вчетвером.
Девушка, нотариус, комическая старуха и молодой человек – любитель.
Нотариус повез дебютанта на своей лошади.
Старуха и любитель поехали на извозчике.
Нотариус привез молодую девушку в известную в Москве гостиницу:
– Но с другого подъезда.
В «кабинете» был уже накрыт ужин на четверых.
– Они сейчас приедут. Ведь мы на своей. Но старуха с любителем не ехали. Девушка начала беспокоиться.
Она открыла дверь в соседнюю комнату. Там была… кровать.
– Куда вы меня привезли?
Нотариус запер номер и ключ положил в карман.
Произошла гнусная сцена.
На следующий день молодая девушка кинулась к комической старухе:
– Что вы со мной сделали? Старуха и любитель руками замахали:
– Мы-то при чем? Это все он! Мы приехали, да нас не пустили!
– Я этого так не оставлю. Я подам заявление прокурору. Сообщники перепугались.
– Милая! Что вам за охота поднимать такой скандал! Пачкать в грязи свое имя! Подумайте! Ведь у вас есть отец. Старик! Это его убьет. Дайте мы с Н. переговорим.
– О чем же говорить? Жениться на мне он не может, – он женат…
– Дайте переговорим.
Переговорили.
– Милая! Прошлого не воротишь. Поднимать такую грязь, – пожалейте старика-отца. А вы вот что, вы напишите ему письмо. Пусть заплатит вам десять тысяч, а то, мол, заявлю. Испугается, слова не скажет!
Девушка возмутилась. Но ее стали уговаривать:
– Таких господ учить надо! Нельзя же его безнаказанным оставить. Да и вам деньги. Не век же в конторщицах сидеть.
Словом, несчастную закрутили так, что она написала письмо. Тогда все переменилось.
– А! Шантаж? Доказательство налицо! Шантажное письмо! Пусть попробует подать жалобу! Да я сам обращусь в сыскную полицию. Пусть меня оградят. Я человек известный, с положением! Из Москвы в двадцать четыре часа вышлют!
Обесчестили – и ее же обвиняют в шантаже.
Позор, надругательство, впереди – сыскная полиция, высылка из Москвы.
На земле нет справедливости.
И молодая девушка застрелилась на паперти храма Христа Спасителя.
Написав в большом письме свою жалобу.