общая выгода. Здесь, несмотря на иерархию, связи гораздо теснее, и мне даже было немного жаль его…
— Ха… — хрипло усмехнулся Генри — Я потерял слишком много друзей, чтобы мстить за каждого… Тем более, в этом совсем нет смысла. Мы живем долго — будет еще много друзей и много врагов… Тем более, тебе об этом вообще нет смысла переживать…
Лугару споткнулся о чью-то ногу и едва не упал, если бы не моя поддержка.
— Почему? — эти слова меня сильно смутили.
К этому времени мы уже прошли технические помещения и вышли на новую станцию метро. Хотя бы трупов здесь оказалось поменьше, и можно вдохнуть хоть каплю нормального воздуха, не пропитанного кровью.
— Ты… — Митчелл прокашлялся — Не патриот, как мы… Ты воюешь за эту страну, за наше общество, но воюешь при этом за себя. Мне неизвестны твои идеалы, и во что ты веришь, но… Ты не патриот — повторил он — и тебе не понять, что движет нами, какие идеалы мы отстаиваем… Ты скорее наемник…
— Это не значит, что мне плевать на всех — возразил я.
— Дело не в том, плевать или не плевать, а в том, чем ты готов пожертвовать для нашей победы. Не своей… а именно нашей…
— Мне надоел этот разговор… Надо выбраться отсюда — тогда и поговорим — мне совсем не нравились слова лугару.
Чего он добивается?
Мы вышли из метро, и по счастливой случайности оказались совсем недалеко от полицейского участка, где я работал.
— Погоди… — прохрипел Митчелл, снимая рацию с пояса — Проклятье, сломано! — он отбросил устройство, пробитое пулей.
— Можно связаться с нашими в участке… — предложил я.
Хотя подсознательно меня тянуло туда по другой причине. И Генри это прекрасно понимал, но тем не менее, возражать не стал.
— Ты ведь понимаешь, что с ней все кончено, не так ли? — мне показалось, что Митчелл уже начал бредить, раз его бросает разговаривать на неожиданные темы.
— Да — без колебаний ответил я — А что? Может мне вообще нельзя иметь никаких отношений?
— Можно… У Фернандо семья в Колумбии, у меня сестра-человек в Верджинии… Мы можем иметь отношения, семью, но ты должен знать, что они всегда будут под ударом из-за тебя… Такова наша судьба с тех пор как мы стали такими… Или же родились… Неважно. Оборотни, вампиры тоже страдают от этого… Для нас не будет нормальной жизни до тех пор, пока существует война между видами…
Митчелл упал на колени, едва не выронив автомат, и мне пришлось поднимать его. До участка остался лишь квартал. И никаких следов врага — этот район остался относительно нетронутым, и у меня отлегло от сердца. Хотя вдалеке все еще звучали выстрелы…
— Тогда почему мы воюем? Почему не жить всем нормально?
— А ты спроси человеческих лидеров… почему воюют они? Мы по той же причине… Разные цели, методы, идеологии и вражда, что длится веками — Генри сплюнул кровь на асфальт — Не мы первые, не мы последние в этом замкнутом круге… И у тебя есть лишь выбор — сражаться или умереть… Третьего не дано…
Таких откровенных разговоров с напарником никогда не было. Он ставил преграды, не подпуская близко, и тут такое. Да еще в такой ситуации, когда стоит беречь силы…
Черт, была бы возможность, лугару мог еще исповедаться. Неужели на грани смерти всех несет в сентиментальность и философию?
Ничего не ответив, я встряхнул Митчелла, когда тот норовил опустить голову и потерять сознание. Через несколько минут мы оказались перед полицейским участком. Напарник стал совсем плох и еле переставлял ноги…
Снаружи казалось, что он опустел. Однако стоило войти в холл, минув двери, как с разных сторон на нас нацелили оружие полицейские.
— Не стреляйте, свои — прохрипел я, усаживая раненого почти бессознательного Генри на ближайшую скамью.
Главное, что хоть узнали. Двое взяли напарника и понесли вглубь здания, чтобы оказать медицинскую помощь.
— Мне нужна любая связь — здесь она не глушиться? — спросил я у одного из копов.
— Не глушится, но нам никто не отвечает — объяснил он.
— Значит, просто нужна другая частота… — прошептал я, отправляясь туда, куда понесли Митчелла.
Внутри участка оказалось много гражданских, в том числе женщины и дети. Напарника положили на оставшийся стол, где не было раненых, и уже сдернули бронежилет, начав перебинтовывать. Вместе с ними трудился мужчина-врач в гражданской одежде.
— Господи, у него грудная клетка разворочена… — одного из полицейских едва не стошнило.
— Я до сих пор не понимаю, как он еще жив… — озадаченно сказал доктор, стараясь заодно поправить сломанные ребра — Такие раны и ожоги…
— Мне нужно с ним поговорить — сказал я, но меня прервал громкий крик Генри.
— Ни в коем случае!
— От этого зависит, выживем ли мы! — больше возражений не последовало — По какой радиочастоте мы можем связаться с командирами? Не теряй сознание…
Настроиться на мысленный разговор не получилось — у него просто не было для этого сил.
Я замер ухом над его ртом, чтобы лучше услышать сдавленные хрипы, которые обычный человек бы точно не услышал:
— …три… шесть… семь… командир… Коннорс…
— Если вам нужны частоты морской пехоты или национальной гвардии, то они у нас есть — сказал один из полицейских.
— Мне была другая частота — возразил я — Теперь мне нужна хорошая рация.
— Лучше всего ответить со станции.
— Ну так пошли!
Я подобрал автомат со стула и направился следом за копом. Несмотря на недавние слова Митчелла, у меня была решимость доказать, что чего-то да стою и мне можно доверять. Даже если все бесполезно…
По дороге я высматривал Веронику, но обнаружил ее именно на станции. Мы смотрели друга на друга несколько секунд. Сначала в ее глазах мелькнула радость, но потом вернулась та прежняя злость, с которой она смотрела на меня в моей квартире…
— Что ты тут делаешь? Что на тебе за форма? И почему ты весь в крови? — но потом все же спросила — Ты ранен?
— Нет — отрезал я — Нет времени объяснять — мне нужно связаться с командованием, и быстро! Частота…
Продиктовав цифры, я подошел поближе к микрофону, пока еще одна полицейская настраивала частоту.
Шипение прошло, и послышались радиопереговоры.
— Командир Коннорс? — громко сказал я в микрофон.
— Кто, черт побери, на этой частоте? Назови себя!
— Алан Грей. Мы из отряда наблюдателей. Фернандо погиб вместе с остальной группой. Митчелл серьезно ранен. Мы нашли укрытие в полицейском участке рядом с Лэйквудом… Здесь еще много гражданских… — пока я говорил сердце бешено колотилось.
— Хорошо, я попробую что-нибудь сделать, но не раньше, чем через час — командир на секунду отвлекся, чтобы кого-то обругать матом — У нас тут полный бардак творится… Удерживай позицию и… Старайся по возможности не раскрывать себя. Конец связи.
Да уж, утешительного мало. Ничего не остается, кроме как организовывать оборону…
Ага, конечно… С людьми без серебряных патронов. Единственный способ прикрываться гражданскими и надеяться, что у врагов еще не совсем сорвало крышу.
Может, бросить все к чертям и сбежать?.. Нет, теперь уже поздно. Стоило сделать это раньше. А смог ли тогда, даже если бы очень захотел? Нет, не смог…
— Что все это значит? — дернула меня Вероника за плечо, как только мы вышли в коридор.
— Неважно, просто передай всем сидеть тихо — отрезал я, но девушка тут же встала на моем пути.
— Я видела издалека этих тварей… И ты со всем этим связан! Ты из какой-то организации, которая с ними борется?
— Ты ничего не знаешь, а я не могу тебе это объяснить. Просто сделай, как я сказал — это для общего блага. А теперь извини, у меня напарник умирает… — легонько оттолкнув ее, я пошел дальше.
Она хотела пойти за мной, но гордость все же остановила.
— Передайте всем — следить, чтобы к нам никто не подобрался. И пусть стреляют в голову любому кого сочтут подозрительным! — скомандовал я полицейским, проходя мимо холла.
— Может вы разъясните нам ситуацию? — пошел за мной следом один из лейтенантов.
Еще один…
— Я дал все инструкции. Хотите выжить — следуйте им. Главное не стреляйте в людей в форме национальной гвардии…
Командуя сейчас, я вспомнил времена в организации анархистов. Это вызвало довольно приятные забытые чувства власти. Полицейские же, пребывающие в полной растерянности и чувствующие ответственность за гражданских, подчинялись беспрекословно. То ли так униформа подействовала, то ли мне удается влиять не только на ничего не знающий молодняк анархистов…