Утром ездил я на место явления ангелов пастухам. Тут некогда была церковь, построенная Еленою. Теперь осталась одна подземная церковь православная. Арабский священник прочел мне в ней главу Евангелия. После заезжал я к нему в дом. Часу в третьем пополудни отправились мы на Соломоновы пруды. Тут начались беды наши.
Тахтиреван ударился об стену, а жена головою об тахтиреван. Верблюды заграждали нам дорогу. Абдула бросился разгонять их, и один верблюд попал в яму, или в пещеру, так что все туловище его лежало под камнем и только задние ноги оставались на поверхности земли. Далее, отец Прокопий упал с лошадью, а еще подалее, упала с лошади Фанни и ужасно стонала и кричала, жалуясь, что переломила или вывихнула себе руку. Мы не знали, что делать.
Долго провозились с нею и наконец решились возвратиться ближайшею дорогою в монастырь Св. Илии в Иерусалим. Между тем лошадь Фанни убежала. Семидесятилетний митрополит, который провожал нас, поскакал ловить ее на диком своем арабском жеребце. Он из болгар, и видна в нем славянская отвага и славянская мягкосердечность, хотя, сказывают, он очень вспыльчив, что также есть славянское свойство. В монастыре Св. Илии благословил он меня весьма старинным образом Петра и Павла. Наконец тут расставшись с добрым старцем, ибо тут оканчивается его митрополия, возвратились мы в 7-м часу вечера в Иерусалим.
Латинский монах, врач, уверял нас, что, по счастью, рука Фанни не переломлена и не вывихнута. Приставили ей 70 пиявок.
При возвращении нашем в Иерусалим стены его, под Гигонской долиной, чудно озлащялись сиянием заходящего солнца. Нигде и никогда я не видал такого золотого освещения. С дороги видны были, на отдаленном небосклоне, Аравийские горы, которые, подобно свинцовым облакам, белели и синели, сливаясь с небесами. Гробница Рахили; я объехал кругом, но не входил в нее, потому что она была заперта и никого при ней не было. Но сказывают, что и смотреть нечего.
Четверг, 18 мая. Слушали в 9 часов утра русскую обедню в монастыре Св. Екатерины. Все что-то не так молишься как бы хотелось. В Казанском соборе лучше и теплее молилось. Неужели и на молитву действует привычка? Или мои молитвы слишком маломощны для святости здешних мест.
Начали говеть. Вообще народ имеет здесь гордую и стройную осанку, а в женщинах есть и что-то ловкое. В Вифлееме черты женских лиц правильны и благородны. В женской походке есть особенная твердость и легкость. С мехами на голове или ношею легко и скоро всходят они на крутые горы, картинно и живописно. На всех синяя верхняя одежда, род русской поневы, а иногда еще покрываются они красным шерстяным плащом; серебряные ожерелья из монет на лбу, на шее и на руках. Голова обыкновенно повязана белым платком, также довольно сходно с головною повязкою наших баб. На верху головы подушечка для ношения мехов с водою, корзин etc.
Цена пиявок здесь пиастр за штуку.
Есть здесь английское училище миссионерское, преимущественно для обращенных детей еврейских. Содержится чисто. Есть книги, географические карты по стенам. Есть и греческие училища для арабских православных детей. Не отличаются чистотою. Но все-таки благо и добро. Есть и английская больница, также для евреев.
Греки и латины вообще жалуются на протестантскую пропаганду. Да что же делать, когда она богата и деятельна. Кормит, учит, лечит, колонизирует, дает работу – и к тому же, вероятно, не взыскательна и не отяготительна в обязанностях, которые возлагает на обращающихся.
Одно тягостное место для посещающих Иерусалим есть расстояние 7- или 9-часовое от Рамлэ до Св. Града. Да и то легко сделать бы удобным, если монастырям, латинскому и греческому, выстроить на дороге два постоялых двора для отдыха или ночлега, если кому захочется провести ночь. Не желаю, чтобы устроена была тут железная дорога и можно было прокатиться в Иерусалим легко и свободно, как в Павловский вокзал; но все не худо облегчить труд человеческой немощи; а то, въезжая в Иерусалим, судя по крайней мере по себе, чувствуешь одну усталость после трудной дороги. Не каждому дана сила и духовная бодрость Годфрида, который после трудного похода, еще труднейшего боя и приступа, по взятии города тотчас бросился поклониться Гробу Господню.