Выбрать главу

Странно, но вместе с тем смело и поэтически:

О, Боже крепкий, вседержитель,

Пределов росских расширитель.

Это так же странно и смело, но уже вовсе не поэтически и неблагоприлично. Далее говорит он:

Как нынь Россию расширил,

а после:

Воззри, коль широка Россия

От всех полей и рек широких.

Взывая к Богу, поэт говорит:

По имени петровой дшери,

Военны запечатай двери.

Здесь отзывается какое-то полицейское действие.

Моей державы кротка мочь

Отвергнет смертной казни ночь.

Когда пучину не смущает

Стремление несильных бурь,

В зерцале жидком представляет

Небесной ясности лазурь.

Не забывал профессор-поэт и метеорологических наблюдений:

Наука легких метеоров,

Премены неба предвещай,

И бурный шум воздушных споров

Чрез верны знаки предъявляй:

Чтоб ратай мог избрати время,

Когда земле поверить семя

И дать когда покой браздам;

И чтобы, не боясь погоды.

С богатством дальним шли народы

К елисаветиным брегам.

Труженик науки, в споре с разными препятствиями, а может быть, и несколько беспокойного нрава, Ломоносов не имел времени вслушиваться в вдохновение, навеваемое на него природою и впечатлениями внутренней жизни, более спокойной и чуткой. Он где-то сказал:

О лете я пишу, а им не наслаждаюсь,

И радости в одном мечтании ищу.

Как-то не верится, что Ломоносов мог мечтать. Скорее находил он радости не в мечтаниях, а в трудах, в приобретениях и преуспеваниях науки и академических победах своих над Миллером и другими немцами.

Разумеется, что так как оды Ломоносова писаны в разные царствования, то он должен был иногда порицать то, что восхвалял прежде. Но не должно забывать, что он писал свои оды часто не под поэтическим вдохновением, а по обязанностям академической службы.

В письме своем о правилах российского стихотворства Ломоносов говорит:

«Французы, которые во всем хотят натурально поступать, однако почти всегда противно своему намерению чинят, нам примером быть не могут; понеже, надеясь на свою фантазию, а не на правила, толь криво и косо в своих стихах слова склеивают, что ни прозой, ни стихами назвать нельзя. И хотя они, так же как и немцы, могли бы стопы употреблять, что сама природа иногда им в рот кладет, однако нежные те господа, на то не смотря, почти одними рифмами себя довольствуют. Пристойно весьма симболом французскую поэзию некто изобразил, представив оную на театре под видом некоторой женщины, что, сугорбившись и раскорячившись, при музыке играющего на скрыпице Сатира танцует. Я не могу довольно о том нарадоваться, что российский наш язык не токмо бодростью и героическим звоном греческому, латинскому и немецкому не уступает, но и подобную оным, а себе купно природную и свойственную, версификацию иметь может».