За толпой следили стационарные орудия. Вели наблюдение авгуры. Армия силовиков была наготове, ожидая лишь команды Гете. Он не был уверен, что его люди смогут взять под контроль море отчаяния, образовавшееся внизу, и часто представлял, как оно поднимается, перехлестывает стену и сносит ее немногочисленных защитников, сносит все…
— Как вы думаете, сколько людей собралось внизу? — спросила Эбба Ренски.
Поверх черного форменного костюма арбитратора Ренски надела пепельно–серый нагрудник. В металле были выбиты белые символы — знаки отличия. По шее из–под шлема, медленно поджаривающего череп, стекал пот. Затемненный визор она подняла на лоб и, прищурив глаза от заходящего солнца, окрасившего Рубеж кроваво–красным сиянием, смотрела вниз через монокулярную линзу.
— При последнем подсчете мы получили около пятидесяти тысяч, — ответил Гете, радуясь, что его отвлекли от сентиментальных размышлений.
Ренски присвистнула и опустила подзорную трубу.
Одну руку она держала на ручке шоковой булавы, пристегнутой к поясу, а второй немного приподняла шлем, давая доступ воздуху.
— Они устроили внизу целый город, примас–блюститель, — заметила она.
Гете и сам это видел. Беженцы уже два месяца толпились внизу, и их численность ежедневно увеличивалась. За это время на земле появились палатки и импровизированные укрытия для мужчин и женщин, остававшихся за стеной и понимавших, что их не пустят дальше, и ситуация изменится очень нескоро.
Там образовалось примитивное общество. Появились бродячие разносчики. Началась торговля. Все это произошло довольно быстро, но ничуть не ослабило давления толпы, постоянно свистевшей, молившей и сыпавшей угрозами, стремящейся прорваться внутрь.
В небе было ничуть не лучше. Атмосфера Терры кишела кораблями, но не только наблюдателями, станциями авгуров и оборонительными платформами; множество судов, скрывающихся от магистра войны, ожидало поблизости от «Пламенного рифа», состоящего из цепочки орудийных батарей в астероидном поле вокруг планеты. Тронный мир обещал подобие безопасности и надежду на выживание в грядущей буре.
Гете никогда не видел звезд. Он боялся пустоты, и отрывочные истории вольных торговцев и странников, посещавших Терру после своих путешествий, нисколько не рассеивали его страхов. Всю жизнь он провел в поисках основательности, надежности и порядка. Лекс Империалис был олицетворением его цели. Он защищал его, но сейчас бездна казалась ближе, чем когда–либо.
He таким уж далеким стал холод космоса. Он ощущался даже в пустынной жаре. Место Гете было на поверхности, на стене. Он сжимал руками край парапета и чувствовал себя увереннее.
— Обнаружили что–то еще, кроме варки песчаных падальщиков и удручающего пренебрежения гигиеной, проктор Ренски?
Смрад снизу поднимался до верхушки стены, нисколько не ослабевая. Запах застарелого пота соперничал с вонью мочи и экскрементов. Так проявлялись ужас перед будущим и одновременно вера в то, что стены способны обеспечить защиту.
— Ничего, что я могла бы увидеть отсюда.
Они отказались от обследования толпы, когда количество беженцев возросло настолько, что это стало практически нереальным. Под стеной могло зреть что угодно, и Гете со своими людьми узнают об этом только тогда, когда что–то произойдет. Эта мысль не способствовала улучшению его настроения.
— Я могу попросить Нейда сделать облет, — предложила Ренски.
Гете потер подбородок и вспомнил, что не мешало бы побриться. И принять ванну, если он не хочет вонять, как эти отбросы внизу. Он кивнул:
— Попросите.
Десантно–штурмовые самолеты «Валькирии» стояли на специально выделенной площадке у самой стены в полной готовности. Обычно воздушные облеты совершались через каждые несколько часов, но в зависимости от настроения толпы их частота нередко увеличивалась.
В данный момент Гете классифицировал настроение людей как переменчивое.
— Пошлите одну машину. Обычный облет, ничего больше.
Спустя несколько минут грозная тень «Валькирии» уже скользила над собравшимися людьми мрачным призраком смерти. Кое–кто зарыдал, завидев ее. Другие стали молиться ревущему металлическому божеству, летящему по небу. Но большинство беженцев просто игнорировали самолет или провожали его злобными ухмылками.
Патрулирование ничего не обнаружило.
Гете почувствовал себя стариком с обвисшей кожей и хрупкими костями. Война — или, во всяком случае, ее ожидание — брала свое.
В ухе Гете затрещала вокс–бусина и послышался голос Нейда.
— Примас–блюститель, — заговорил пилот, разворачивая судно на обратный курс.