Осталось еще немало неопределенностей, повлиять на которые Эльдрад не мог.
Человеку по имени Грамматикус еще предстояло сыграть свою роль, как и Несущему Слово, Нареку. Каждому из них еще надо было отыскать свою цель.
Он сильно устал, и не только из–за возраста. Тем не менее Эльдрад прикрыл глаза и призвал видение. Он смотрел, как раскрывается перед ним будущее, но оставался простым наблюдателем, плывущим по течению судьбы. Он видел окончание войны, видел и следующие десять тысяч лет.
И он плакал.
Стены камеры были холодными на ощупь. В коридоре, за дверью, запертой на замок и засов, слышались голоса. Обитатель камеры понятия не имел, как попал сюда, но чувствовал, что сильно избит и лишился доспехов.
Бой закончился недавно, и он был уверен, что его тюремщики проиграли.
Красный огонек люмена тускло горел над дверью.
В воздухе ощущался запах дыма, где–то далеко еще слышались выстрелы.
Красный свет сменился зеленым. Засовы скользнули в сторону, и дверь открылась. В камеру, пошатываясь, шагнул воин в синих доспехах, с болт–пистолетом в руке. Прогремел выстрел, и воин упал с развороченной грудью.
Металлическая палуба зазвенела от чьих–то шагов. В узком проеме камеры появилась вторая фигура. Узник уже нагнулся за боевым ножом убитого воина. Его болт-пистолет оказался пустым. Но можно было и не беспокоиться.
Второй воин тоже носил броню, но темно–красного цвета. Поток воздуха из корабельных воздухоочистителей покачивал молитвенные свитки.
— Я нашел ещё одного, — произнес он на превосходном колхидском, обращаясь к кому–то невидимому.
Затем снова повернулся к обитателю камеры.
— Ты ведь из Несущих Слово, — одобрительно кивнув, сказал он. — Это хорошо. Мы отправляемся на Терру сражаться рядом с примархом. Таков приказ Лоргара. Хорус наконец направляется к Тронному миру. Как тебя зовут, легионер?
И обитатель камеры улыбнулся, чувствуя в этом определенный замысел, нить судьбы.
— Нарек, — хладнокровно ответил он. — Бартуза Нарек.
Послесловие
Каждое путешествие когда–нибудь заканчивается…
Эта фраза звучит особенно актуально, если учесть, куда нас завело повествование о Ереси Хоруса. Уже видны стены Дворца Императора, и великолепнейшие подмостки всей саги готовятся к драматическому дебюту и волнующему итогу.
Что касается меня, то мой вклад в Ересь Хоруса завершается. Вернее, уже завершен. Книга, которую вы держите в руке, и есть конец.
После бесчисленных испытаний — физических, психических, моральных и душевных (Конрад позаботился о том, чтобы ничего не упустить) — Вулкан достиг финала своей истории в так называемый открытый период Ереси Хоруса, предшествующий грандиозной развязке Осады.
Этот персонаж жил в моей голове — как герой истории, которую я имею честь представить, — более шести лет. Я сильно привязался к нему, к его судьбе, его истории, так что, по–моему, правильно будет в этом послесловии поговорить обо всем этом и о путешествии, куда он меня увлек.
Я надеюсь, вы простите мне эту слабость.
Я всегда чувствовал, что Вулкан олицетворяет надежду Справедливости ради, следует сказать, что он никогда не считался одним из «главных» примархов. Он не служит образцом ни для Империума, ни для Хаоса. У него нет крыльев, нет змеиного хвоста, нет и ошеломляющей харизмы, чтобы поставить Галактику на колени; он не жестокий повелитель волков и не бешеный гладиатор. Вулкана всегда рассматривали как одного из «прочих», достойных упоминания только по той причине, что он был одним из трех примархов, кто вместе со своим Легионом сильно пострадал на Истваане V.
Сама битва была более известной, чем те, кого разбили.
Раньше.
Теперь все иначе.
У Вулкана имелась своя история. Его предполагаемая «смерть» осталась тайной, а о последующем воскрешении во время Второго основания известно еще меньше. Я хотел знать, что с ним происходило. Его путешествие меня заинтересовало. И я хотел, чтобы оно заинтересовало и других людей;
Вулкан — это воплощение надежды. Кроме того, он — за исключением сверхмудрого правителя Жиллимана — единственный примарх, который мог легко адаптироваться во Вселенной, где не было бы бесконечной войны. Он, пожалуй, наиболее человечный, хотя и менее других похож на человека. (Кроме того, что с ангельскими крыльями… И если мы говорим о примархах до впадения в Хаос.)
Он верит в человечность. Он беспокоится о человечестве. Он настоящий герой, и в «Старой Земле» это подтверждается.