Необходимость руководителя для новоначального обусловливается и самою невозможностью его видеть себя в настоящем свете, безпристрастно познать себя и верно совершенствоваться. Дело в том, что подвижнику приходится вести борьбу с самим собою, «не внешнего врага нам надобно бояться: враг наш заключен в нас самих… Воистину человеку надлежит надвое рассечь себя» (Добротолюбие, т. 2‑й, стр.203). Являясь наблюдателем и в то же время предметом наблюдения и заключая в самом себе врага и друга, подвижник новоначальный не может сам по себе различить, что «наше и что от неприятелей наших», — его самолюбие часто побеждает благую волю, сладость страстей пленяет душу и он, вступив на путь самооправдания и сделок со своею совестью, сам не замечает своего самопрельщения и самообмана. Психология и опыт достоверно свидетельствуют, что посторонним лицам совне яснее видно наше душевное устроение, сторонним наблюдателям присущ объективно–безпристрастный взгляд на нас. Спрашивается: может ли больной человек, каким является и должен сознавать себя новоначальный, может ли больной быть в одно и то же время врачом себе? Может ли он точно определить болезнь свою и, если может, что сомнительно, — может ли он безпристрастно прописать себе едкие, горькие лекарства, если того требует болезнь? Нет. По свидетельству опыта и безпристрастное, вполне верное определение нашей болезни, и целительные лекарства даются лицами посторонними, врачами–специалистами. Ведь завзятые и известные медики и то сами не лечат своих болезней, а обращаются за рецептами против них к своим коллегам. «Всего труднее, — говорит св. Василий Великий, — знать и врачевать себя самого, потому что людям прирождено самолюбие, и каждый по пристрастию к самому себе превращает истинный суд. Но удобнее может познавать и врачевать нас другой, потому что судящего о других страсть самолюбия не затрудняет в истинном распознавании» (Подвиж. уст., т. 5, стр.451). И кстати добавим, настоящим судиею нашим может быть безконечная доброта, а после нее — возрожденный грешник или святой, человек, прошедший испытания, мудрец. Это потому, что душа судит о душе по своему сродству с нею, через голос, через слова, через молчание, через поступки, через взгляды. Доброта знает толк в доброте, прямодушие — в прямодушии, благородство — в благородстве и т. п. И истинно знаешь цену только тому, что потерял, о чем сожалеешь.
Нужен руководитель и для всех подвигов аскетизма, для упражнения в скорбях, лишениях и искушениях, необходимых для дела духовного самосовершенствования; немощный новоначальный не может один справиться с непроизвольными искушениями и налагать на себя произвольные. Неискушенный новоначальный подобен в данном случае необузданному дикому коню, которого нужно еще обучать. «Конь, пока с дикими животными пасется в лесах, непокорен бывает людям. А когда он пойман, тогда для укрощения его налагают на него тяжелую узду, пока не научится ходить чинно и прямо. Потом опытный седок упражняет его, чтобы сделать способным к брани. Надевает на него вооружения, разумею нагрудник и забрала, а прежнюю узду вешают и приводят в сотрясение пред глазами его, чтобы он привык и не пугался. Так обучаемый он привыкает к брани и едва почует и услышит бранный звук, сам с готовностью идет на врагов со скаканием и ржанием» (Иов. 39, 25. Макарий Великий, гл.2, 23 б.). Кроме того, в деле совершенствования, в деле приобретения добродетелей более, кажется, чем где–либо, должна быть постепенность, ровная и внимательная «неотдышная» борьба. Опыт показал, что новоначальный, часто ревностный вначале, скоро ослабевает от чрезмерного трудничества или его недостаточности. Сегодня он побеждает страсти, а завтра, по слабости или нерадению, он допускает страстям пленить его ум и подчиняется им; сегодня он умеренно побуждает природу свою к добродетели, а завтра он переходит, положим, даже пределы умеренного делания; но и в ослаблении подвига, и в черезмерном подвиге — зло: добродетель не в излишестве, а в умеренности заключается («Только умеренному деланию цены нет» — св. Исаак Сирин, сл. 150). И св. отцы аскеты похваляют такую жизнь подвижников, которая течет подобно малому, но постоянно текущему ручейку, никогда не иссыхавшему, говаривал один из русских старцев (Амвросий Оптинский; см. жизнеописание архим. Григория Борисоглебского. Душеполезное чтение, 1892 г.). «Подобно тому, как лист сначала всегда бывает зелен, цветущ и красив, потом постепенно засыхает, падает и наконец им пренебрегают и попирают его, так, — говорит авва Дорофей (поуч. 5), — и человек, никем не управляемый, сначала всегда имеет усердие к подвигам, потом усердие это мало–помалу охладевает, и он, не имея никого, кто бы наставлял его, поддерживал и воспламенял в нем это усердие, (подобно листу) нечувствительно иссыхает и падает». Нужен опять, значит, отец–руководитель как регулятор подвижничества. Наконец и особенно необходим духовный руководитель на второй степени совершенства подвижника, при переходе от деятельной жизни к созерцательной. По очищении страстей дух парит ввысь и в своем воздушном полете он легко может попасть во власть князя воздушного, в сети врага нашего спасения, может впасть в так называемую «прелесть», застрять в ней и даже погибнуть; и, конечно, чем выше подъем, тем опаснее падение. «Один легко побеждается врагом, который приседит при путях Божественных, и горе единому, егда падет, потому что не имеет человека, который бы поставил бы его на ноги» (Св. Григорий Нисский, т. 7, стр.387). Св. Иоанн Кассиан, например, рассказывает о старце Ироне, который пятьдесят лет провел в посте, трудах, бдениях и молитве, удивляя всех строгостию подвигов, но после, когда он возомнил остаться один со своим разумом и волею, принял сатану за ангела и по его наущению бросился в пустой колодезь в надежде, что ангелы возьмут на руках своих его, и разбился так, что на третий день по его извлечении из колодезя скончался (Собес. 2‑е, гл.5). Св. Кассиан же упоминает еще об одном муже, как принимал он откровения от беса, свет в келье видел и научен был принести в жертву сына, что, впрочем, не случилось; двое ревнителей подвижничества устремились в пустыню с надеждою, что Господь пропитает их, но из них один без пищи погиб, а другой едва спасся от голода, приняв пищу от дикарей. Случаев прелести вообще можно встретить в жизнеописании подвижников много, например в прологе на 9 января и др. Оградить от козней диавола и прелести, направить правильный полет ввысь может только духовный руководитель. Посему–то всеми отцами решительно и заповедуется не приступать к созерцательной жизни без знающих, прошедших этот путь руководителей. «Если видишь юного, по своей воле восходящего на небо, то удержи его, ибо польза ему будет от сего (от удержания)» (Св. Ефрем Сирин, сл. 35; Иоанн Колов — Варсануфий Великий, отв. 701).