Желательное самопознание и истинствование с самим собою и достигается именно сосредоточенностью, наблюдением за собою и, в данном случае — откровением помыслов опытному старцу, которому, как мы уже говорили, присущ верный и безпристрастный взгляд на внутреннее «я» послушника.
«Это, — говорит св. Иоанн Кассиан, — самая мудрая школа рассудительности, в которой научаются добре рассуждать о достодолжном даже и такие, которые не имеют особой к сему способности. Приобретается истинная рассудительность истинным смирением, коего первым доказательством служит — открывать отцам не только то, что делаем, но и то, что думаем, ни в чем не доверяясь своему помыслу, но во всем следовать наставлениям старцев и считать хорошим и худым только то, что они признают таковым… Так, предание рассуждению отцев своих помыслов заменяет свою рассудительность и научает ей» (Добротолюбие, т. 2, гл.10).
К этой же цели самопознания и рассудительности, но, конечно, в меньшей степени, ведет и в миру всякая откровенность с друзьями и с записными книжками и дневниками, заменяющими друзей, под условием, если мы ничего не утаиваем пред ними, истинствуем в мыслях — не лжем пред собою. Иногда подавленный тяжелым чувством в настоящем человек, если по своему дневнику будет рыться в старом пережитом, то в душе его поднимается рой пережитых воспоминаний, которые переносят его в забытое прошлое, кажущееся всегда таким дорогим и близким. Эти воспоминания способны расшевелить чувства человека и привести его в умиление; выплывшее пережитое может осветить путь жизни человека и иногда, к удивлению его, покажет ему явное или тайное руководство промысла Божия, которого он, живущий только одним своим настоящим, и не замечал. А чем объяснить тот случай, что некоторые, разочарованные в жизни, решившись на самоубийство, писали откровенно родным или знакомым о причинах своего самоубийства, исповедовались как бы пред ними и… оставались жить? Это можно объяснить лишь благотворностью самой откровенности: она, заставив самососредоточиться, указывала им всю ложность и мелочность причин, не стоющих того, чтобы из–за них губить свою жизнь, снимала шелуху с внутреннего зрения, раскапывала не угасший внутри жизненный огонек и возвращала, — вновь привязывала к жизни. Умиротворение — последствие откровенной беседы. Кто высказывается, тот успокаивается.
«Записываете ли вы, что испытываете? — спрашивает в одном письме свт. Феофан Затворник. — Я думаю, что записывать следует, чтобы по временам просматривать и, видя Божие о себе попечение, паче и паче ревновать и усовершенствоваться» (Душеполезное чтение, 1896 г.).
Но нужна ли была борьба с помыслами, не есть ли это оцеживание комара — мелочь, на которую не стоит обращать внимания? Если помыслы естественны и невозможно, как ветер, удержать их, то не лучше ли только следить за делами? Мысли, думай, что хочешь, — поступай лишь добросовестно. Такой вопрос и решение могут явиться только у человека, не знающего своей внутренней жизни, не следящего за собою.
Св. отцы (Иоанн Лествичник, сл. 15, поуч. 73; Филофей Синайский, гл.о трезв., 34–36; Исихий, гл.46; Петр Дамаскин, кн. 1, стр.224) различают следующие степени помысла: 1) прилог — приражение (от греч. prosvoli) — это простое, поверхностное представление; 2) сочетание (по греч. sindiasmos) — прикование, остановка внимания на образе представления, собеседование с помыслом; 3) сосложение (по греч. sivcafatesis) — согласие, соизволение души на приразившийся помысл, сочувствие ему; 4) пленение (по греч. aɵchmalosia) — увлечение сердца, склонение воли, что уже есть грех (Мф. 5, 22). Порок же, вгнездившийся в душу и чрез долговременное пристрастие и навык ставший как бы ее природным свойством, есть страсть (по греч. pafos), болезнь души (по греч. pafos, от paschin — страдать).
Первые помыслы — прилоги — сами по себе не греховны, как естественные и независимые от нашей воли. «Не испытывать приражений зла есть принадлежность одного естества непреложного, а не человеческого… Приражение помысла не есть ни грех, ни правда, но обличение самовластной нашей воли» (Преп. Марк Подвижник; Добротолюбие, т. 1, стр.511). Помыслы во второй степени (сочетание) не совсем без греха: в нашей уже воле здесь принять или не принять образы. В третьей степени помыслы судятся и по устроению подвизающегося. Пленение же иначе судится во время молитвы, иначе в другое время, иначе в отношении предметов безразличных и иначе в худых помышлениях. Страсти же, без сомнения, подлежат во всех или соразмерному покаянию, или будущей муке» (Леств., сл. 15, п. 75).