«Страсти, подобно хворосту, сгорают от духовного огня. Назначаю тебе одно врачевание против страстей: смирение. И Господь сказал: вселюся во смиренных» (Ис. 57, 15; отв. 223).
Являясь плодом старческого окормления («телесных трудов и послушания в разуме»; авва Дорофей, поуч. 2; Леств. сл. 4, поуч. 54; сл. 25, поуч. 22) чаще всего и скорее всего, смирение само по себе имеет великое достоинство. «Если, — говорит преп. Иоанн Лествичник, — от одной страсти — гордости, без всякой другой, некто ниспал с неба, то должно исследовать, не возможно ли смирением, и без других добродетелей взойти на небо?» (сл. 23).
«Смирение и без дел многие прегрешения делает простительными. Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели: оно соделывает нас сынами Божиими и без него напрасны все дела наши, всякие добродетели и всякое делание» (Св. Исаак Сирин, сл. 46; Преп. Каллист и Игнатий, Добротолюбие, т. 5, стр.394).
«Видел я однажды, — говорит св. Антоний Великий, — все сети врага, распростертые на земле, и со вздохом спросил: кто же избегает их? И услышал голос, говорящий мне: смиренномудрие избегает их, они даже не прикасаются ему» (Достопамятные сказания, стр.7; Добротолюбие, т. 1, стр.135; Авва Дорофей поучение 2).
Что же такое смирение? «Смирение, — по определению преп. Варсануфия Великого, — состоит в том, чтобы считать себя землею и пеплом на деле, а не на словах только, ни в каком случае не почитать себя за нечто» (отв. 191, 271 и др.).
«Мы сошлись и исследовали значение и силу св. послушания. Один определял его как всегдашнее забвение своих исправлений; иной видел его в том, чтобы считать себя последнейшим и грешнейшим всех, иной видел его в сознании умом своей немощи и безсилия, в примирении, безгневии и т. п… Я же определяю оную добродетель так: смиренномудрие есть безымянная благодать души, имя которой тем только известно, кои познали ее собственным опытом; оно есть несказанное богатство, Божие дарование, Божие именование; ибо Господь говорит: научитеся не от Ангели, не от человека, не от книги, но от Мене, т. е. от Моего в вас вселения и осияния и действия, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим» (Мф. И, 29; Леств. сл. 25, поуч. 3).
Св. отцы различают два рода смирения: первое состоит в том, чтобы почитать ближних разумнее себя и по всему превосходнее, «почитать себя ниже всех». Второй же вид смирения состоит в том, чтобы приписывать Богу свои подвиги — это есть совершенное смирение святых (Авва Дорофей, поуч. 2). Первый вид смирения — начало, второй — конец. «Смиряющийся считает себя грешнейшим всех людей, срамнейшим всех тварей и окаяннейшим бесов» (Св. Григорий Синаит, Добротолюбие, т. 5, гл.115).
Как объяснить подобное смирение подвижников, — справедливо ли их вменение себя ни во что? неужели на самом деле они хуже всех? Нужно сказать, что такое смирение естественно рождается в душе, как естественно и то, что многоплодные деревья всегда преклоняют и нагибают свои ветви книзу.
Ведь наш тот или иной взгляд на себя и других служит ясным показателем нашей духовной жизни. В самом деле, если я вижу недостатки ближнего, осуждаю его, считаю его худшим себя, не показываю ли я тем самым, что в моем глазу бревно, что я не совершенен и не знаю себя?
«Один брат спросил старца: «Отчего я постоянно осуждаю братьев?» «Потому что ты еще не познал себя самого. Кто знает себя, тот не смотрит на других», — отвечал старец (Луг духовный, гл.144).
«Если будем внимательны к своим грехам, мы не будем смотреть на грехи ближнего. Ибо это безумие человеческое оставлять своего мертвеца и идти плакать над мертвецом ближнего» (Достопамятные сказания, стр.193).
«Мы и братия наши, — говорит Пимен Великий, — как бы две картины. Если человек смотрит на себя, находит в себе недостатки, то в брате своем он видит совершенства. Если же сам себе кажется совершенным: то, сравнивая с собою брата, находит его худым» (Достопамятные сказания, стр.261). Все, значит, зависит здесь от предмета нашего внимания и осуждения: если он вне нас, на ближних, — мы самообольщенные святые праведники, если он внутри нас, то ближние нам покажутся прекрасными святыми, а мы себя увидим грешными. Итак, осуждая других, мы осуждаем себя: о ближних мы судим по своей внутренней настроенности. «Имею множество опытов, — говорит авва Дорофей, — подтверждающих ту истину, что всякий судит о других по своему устроению. Приведу пример. Положим, что кому–либо случилось стоять ночью на каком–либо месте, и мимо его идут три человека. Увидев его, один думает: он ждет кого–либо, чтоб пойти и сделать блуд. Другой: это, должно быть, вор. Третий из них думает: он сговорился с кем–либо из ближайшего дома вместе пойти куда–либо на молитву и ждет его. Вот трое видели одного и того же человека, на одном и том же месте, однако ж не одно и то же возымели о нем мнение, но один — одно, другой — другое, третий — еще иное, и очевидно каждый — сообразно со своим душевным состоянием» (поуч. 16). Справедливо, значит, положение, что хороший человек везде видит лишь хорошее, а дурной — дурное. И «тот подлинно человек чист сердцем, кто всех людей видит хорошими, и никто не представляется ему нечистым и оскверненным. Ибо как исполниться слову апостольскому, по которому должны мы всех равно от искреннего сердца честью больших себе творить (Филипп. 2, 3), если не будем сказанного, что доброе око не узрит зла» (Аввак. 1, 13; Св. Исаак Сирин, сл. 21). Хорошо говорит Премудрый: видяй право помилован будет (Притч. 28, 13) и вся противна суть мужу безумну (Притч. 14, 8; авва Дорофей, поуч. 16). Не имеющий в себе любви не находит ее и в других, не обретший внутри себя Царствия Божия, не видит его вне. «Если же человек, — говорит Пимен Великий, — достигнет того состояния, о котором сказал Апостол: вся чиста чистым (Тим. 1, 15), то увидит, что сам хуже всякой твари» (Достопамятные сказания, стр.249). Человек, вступивший на путь совершенства, устремляя взор свой внутрь, познавая себя, по мере этого познания считает себя худшим всех. Прежде, при страстях и миролюбии, он не видел лесу из–за деревьев, теперь же он яснее видит свое настоящее положение во тьме заблуждений, яснее видит не только лес — страсти, но и мелкие кустики — помыслы. Так солнечный луч, пробившись чрез скважину в темную комнату, освещает все темные предметы и показывает даже тончайшую пыль, носящуюся в воздухе (Леств. сл. 26, стр.223; блаж. Диадох, гл.27). Существо человеческой природы таково, что чем ближе человек стоит — приближается к совершенству, тем далее от него это совершенство. Чем лучше, например, художник осуществляет свою идею на полотне, тем более он ею не доволен. Так и здесь: «заповедь не имеет меры: чем более кто познает Бога, тем более сознает себя далеким от заповедей» (Св. Феодор Студит, Добротолюбие, т. 4, гл.36). «Чем ближе человек к Богу, тем более сознает себя грешником. Пророк Исаия, увидев Бога, назвал себя окаянным и нечистым» (Ис. 6, 5; авва Матой, Достопамятные сказания, стр.194).