Выбрать главу

— Дай мне сначала умереть, а потом делай, что хочешь.

— Ну и умирай, а я отпою тебя, на то я и священник, — резко ответил, потеряв контроль над собой, обиженный отец Ефрем.

"Хм, что теперь подумает Старец? После своих слов я сразу почувствовал, что Бог покинул меня. Что же мне теперь делать?" Отец Ефрем глубоко раскаялся и со слезами просил у Старца прощения: "Прости, отче".

Теперь он понял, что имеет дело с немощным старцем и решил взять его лаской. "Отче, — начал он мягко, — если ты умрешь, я так опечалюсь, что не захочу уже ничего. А если мы сейчас сделаем цистерну, то буду говорить: "Вот, Старец мой сделал эту цистерну, и мне теперь легко". И буду молиться от всего сердца: "Боже, упокой моего Старца, спаси его, Господи!" И не замедлил растопить отеческое сердце отца Никифора: "Ну ладно, бери деньги и делай что надумал"". Так, несмотря на тысячу разных мелких препятствий на пути неопытного в этих делах отца Ефрема, появилась эта первая, его собственными руками построенная, цистерна. Вода пришла на кухню. Старенький отец Прокопий мочил свои ручки в воде и радостно повторял: "Родник, родник!" Он тоже не поддерживал отца Ефрема, хотя и не мешал ему. Привыкший к многолетним неудобствам, он считал роскошью даже малейшее бытовое улучшение.

"Что есть старец, только диавол знает, — повторял нам отец Ефрем. — Потому что сила диавола через старца упраздняется. Берешь благословение старца, и нет для тебя преград. Исповедуешь помысел, и очищается душа. Как-то раз перешел я в другую комнату, ушел из соседней со Старцем, где мог хорошо его слышать и не упускать из внимания. Но меня последнее время, когда я спал, беспокоило шлепанье его тяжелых башмаков. Перешел подальше, где было тихо. Вот как вы меня, а я вас, — услышал: "Бессовестный, бессердечный! Бросил своего Старца. Если что случится и он будет нуждаться в тебе — кто его услышит?" И я сразу же вернулся обратно в свою комнату".

С отцом Прокопием

Отец Прокопий был второй по старшинству в братстве после отца Никифора. Он имел благословение Божие умереть, находясь в послушании, в котором и провел всю свою жизнь. В миру его звали Панайотис Бакос. Он был рабочий-железнодорожник в Фивах. Пришел в Катунаки чуть позднее отца Никифора. Послушание его своему старцу, отцу Ефрему Старшему было совершенным, и труды огромны. Он продолжал до конца идти этим спасительным путем послушания, несмотря на свою старость.

С нашим отцом Ефремом его связывала не только большая любовь, но и общее занятие рукоделием, ведение домашнего хозяйства, служение в церкви, исполнение монашеского правила. Уставший за день, он часто дремал на всенощной, а о. Ефрем будил его, подвигая к бодрствованию. Отец Ефрем с уважением называл его "авва" и духовно поддерживал его в трудностях, которые возникали в связи с властным характером и требованиями отца Никифора. Отец Ефрем почитал его и восхищался порядком в жизни и в трудах, присущим отцу Прокопию. Он, ходивший часто по послушанию в Лавру (4 часа пешего пути), таскал на себе двойные грузы из Карули и после стольких лет пользования башмаками сумел сохранить их как новые. Они оказались в столь хорошем состоянии, что после его смерти отец Ефрем подарил их на помин души отца Прокопия.

И в приготовлении пищи он был настолько искусен, что когда нужно было пойти послужить у соседей, он ставил кастрюлю на металлический треножник, клал снизу необходимое количество дров, разжигал огонь и уходил. К возвращению дрова выгорали, а их уже ждала великолепно приготовленная горячая еда.

Рукоделием его было изготовление печатей для просфор. Как-то раз, — об этом нам часто рассказывал о. Ефрем, — отец Прокопий сидел на стуле возле окна на кухне и вырезал свои печати. Отец Ефрем в то время вытачивал заготовки для печатей и вырезал деревянные гребни, работая в соседней келлии. На очаге потихоньку кипела вода, в которой размягчались заготовки для печатей. В какой-то момент огонь догорел. "Отец, огонь потух", — пожаловался о. Прокопий. Отец Ефрем всегда был готов помочь. "Но в тот момент я вырезал гребни и молился, и был в благодатном состоянии, — рассказывал он нам. — Знаю по опыту, что эти состояния по прошествии некоторого времени ослабевают. А потому и подумал тогда: "Сейчас, когда имею пищу, то насыщусь ею, а позднее займусь огнем в очаге". Но сразу же благодатное состояние меня покинуло. В результате — и непослушание оказал, и благодатную молитву потерял".