Выбрать главу

Некоторые чересчур благочестивые монахи и миряне, желая выразить свое благоговение Старцу, делали перед ним земной поклон и старались поцеловать ему ноги. Для него не было ничего более неприятного, чем эти поступки, и он часто говорил об испытываемой им досаде от такой чрезмерной благочестивости.

Как-то, плывя на корабле, старец Ефрем повстречался с епископом острова Саму, покойным ныне митрополитом Пантелеймоном (Вардакос). У Старца с ним были самые добрейшие отношения, и митрополит часто навещал его. При встрече Старец поклонился и испросил благословения. Но и епископ тоже посчитал нужным поклонится Старцу и получить его благословение. Но Старец запротестовал, подался назад, схватил и потянул за край митрополичьей рясы, останавливая владыку. Старец "метал громы и молнии", но епископ успокоил его, и они помирились.

Молодой мировой судья и молитва

В канун 1980 года Старца посетил один молодой мировой судья. Молодой человек застал старца Ефрема на кухне, занимающимся рукоделием. Старец доставал заготовки для просфорных печатей из воды, которая потихоньку кипела в кастрюле на каминном огне, и затем их резал.

Посетитель положил поклон и сел на ближайшем сундуке.

— Ну, что у нас? — проницательно взглянул Старец на юношу.

— Есть у меня проблемы, батюшка, разные проблемы.

— Как часто исповедуешься?

— Батюшка, — замялся юноша, — я не исповедуюсь.

— Но тогда это естественно, что у тебя есть проблемы. — Но мне нечего исповедовать!

— Если я тебе скажу, что исповедовать, ты пойдешь на исповедь?.. Видишь, как по улице проходит девушка, а ты подумал что-то нечистое. Что скажешь?

— Хорошо, батюшка, пойду, поисповедаюсь.

Ушел. Прошло несколько месяцев, и опять он появляется.

— Добро пожаловать нашему Ефимушке! Ну что, поисповедался?

— Да, батюшка.

— Духовник разрешил тебе причащаться? — спросил испытующе Старец.

— Он мне велел причащаться каждые 15 дней.

— Ну и хорошо, — обрадовался Старец.

Позднее он говорил нам: "Я понял тогда, что он не имел каких-то серьезных грехов".

Однако юноша продолжил беседу, жалуясь, что не имеет времени молиться из-за груза служебных обязанностей, которые совсем не оставляют ему свободных часов. Старец улыбнулся и со знанием дела сказал:

— Я покажу тебе, как молиться, и затем ты мне скажешь, можешь ты так или нет.

Старец положил рукоделие рядом, встал, стряхнул стружки с фартука, и высокий, белобородый, величественный, приблизился к рукомойнику, говоря: "Сейчас утро, и ты встаешь от сна". — Старец открыл воду и начал простыми движениями мыть руки и лицо, повторяя просительно и нежно: "Господи, Иисусе Христе, помилуй мя". Подошел к полотенцу и вытерся, продолжая повторять молитву. Затем повернул свое светлое лицо к юноше и спросил властно:

— Можешь так делать?

— Могу, батюшка, — признался обезоруженный юноша.

— Но будь внимателен, — продолжил Старец, — это нужно делать каждый день. Не так, что раз — да, раз — нет. Потому что, как пишет авва Исаак Сирин, "великую силу имеет небольшое старание, которое, однако же, прилагается с постоянством".

— И кое-что еще, — прибавил Старец, усаживаясь опять за рукоделие и готовясь к работе. — В зале, где проходят заседания суда, есть какая-нибудь икона Христа или Божьей Матери?

— Есть.

— Прежде чем начать, повернись к ней и скажи: "Христе мой, просвети меня, дабы я не обидел несправедливо кого-нибудь из этих людей". Можешь так?

— Ну да, могу, батюшка.

— Я ведь не прошу, чтобы ты ораторствовал перед Богом, — закончил, шутливо улыбаясь, Старец.

Но и другим, которые ссылались на семейные тяготы, множество обязанностей и прочее, он неоднократно повторял: "Если я, в тишине Катунак, в день читаю сотню молитв, а вы, в шуме города и обязанностях по работе и семье, читаете три молитвы, то мы в равном положении".

Мы спрашивали Старца: "Может быть, недостаточно такое малое количество молитв для мирян?" И он нам говорил примерно следующее: "Если человек привыкнет каждый день, пусть немного, сколько может, но каждый день читать Иисусову молитву, тогда сердце его потихоньку начнет чувствовать сладость и будет ждать, когда придет этот час. И когда сердце усладится, тогда сам человек будет желать большего".