– К сожалению, я не знаю ни слова по-гречески, – развел руками, затянутыми в кожаные перчатки, Боэмунд, – не говоря уже об армянском и тюркском. Не все обладают твоими талантами, благородный Глеб.
Изнутри замок выглядел не менее внушительно, чем снаружи. На довольно обширном пространстве между внутренней и внешней стеной размещались хозяйственные постройки – конюшни на добрую сотню лошадей и хлев, тоже не пустующий. Запах здесь был соответствующий, но Боэмунд, с интересом разглядывающий галерею, бруствер и зубцы на стене, не обратил на это никакого внимания.
– А сено для лошадей ты где берешь? – спросил он Глеба.
– В долине, – пожал плечами Лузарш. – Здесь удивительно сочная трава.
Проход во внутренней стене перегораживали две стальных решетки. Их, разумеется, подняли, дабы пропустить гостей. Но во внутренний двор Боэмунд и его свита вступили уже пешими. Кроме огромного донжона, здесь располагалось внушительных размеров трехэтажное здание, чем-то напоминающее римское палаццо. Окна палаццо были забраны стеклом, причем не маленькими кругляшками, как это принято в Италии, а довольно большими прямоугольниками, пропускающими внутрь, надо полагать, массу солнечного света. В донжоне, как сразу же сообразил Боэмунд, располагались сержанты и слуги, а палаццо предназначалось для барона и его семьи, поскольку именно туда благородный Глеб повел своих гостей.
– Нечто подобное я видел на Сицилии, – задумчиво проговорил граф Антиохийский, разглядывая украшенные мозаикой стены. – Арабские князья умеют устраиваться в жизни, куда лучше нас европейцев.
– Ты еще не видел мой бассейн с проточной водой, благородный Боэмунд, – усмехнулся Глеб.
– И чем же знаменит твой бассейн, барон?
– Тем, что излечил от подагры каноника Фрумольда и помог зарубцеваться ране Этьена де Гранье.
Бассейн занимал почти половину первого этажа палаццо. Боэмунд с опаской смотрел на бурлящую воду, не рискуя прикоснуться к ней рукой. Замешательства графа вызвало улыбку на губах барона де Руси:
– Вода в бассейне действительно горячая, но до точки кипения ей далеко. А бурлит она из-за фонтанчиков, которые бьют на дне. Вы можете смыть с себя дорожную пыль, благородные шевалье, пока мои слуги готовят для вас ужин.
Первым в горячую воду вошел почтенный Андроник и даже взвизгнул от удовольствия, насмешив до икоты благородного Боэмунда. Впрочем, граф не замедлил воспользоваться любезным предложением хозяина и прыгнул в воду прямо с бортика. Бассейн был довольно глубок, во всяком случае, нурман не понес никакого ущерба. А вода действительно была горячей, как и предупреждал барон.
– Мне приходилось прежде слышать о целебных свойствах горных источников, – сказал Андроник, подплывая к Боэмунду, – но пользуюсь я ими впервые в жизни. Это даже лучше, чем серные бани Багдада.
– А тебе случалось бывать в Багдаде, почтенный Андроник, – прищурился в его сторону Боэмунд.
– Я объехал полмира вместе с Самвелом, – вздохнул армянин. – Боже, какие красавицы ублажали нас в Каире. Черные, как сама ночь.
– Шутишь? – не поверил благородный Ричард Ле Гуин, дальний родственник и близкий друг Боэмунда.
– Мы возлежали на роскошных ложах, запах цветов кружил нам головы, а руки красавиц ласкали наши тела. Ты видел танец живота, шевалье?
– Ты хочешь сказать, что живот пляшет отдельно от тела? – удивился Ричард.
– Нет, шевалье, танцует женщина, прекрасная как вечерняя заря, а ее движения способны разбудить безумную страсть даже в одряхлевшем от старости мужчине.
– Ты разбудил мое любопытство, Андроник, – засмеялся Ричард. – Каир отныне станет моей путеводной звездой.