– А какое дело аль-Афдалю до наших с тобой мук, почтенный, – поморщился Бузург-Умид, отчего его красивое лицо стало почти уродливым. – Визирю нужен виновник бед, обрушившихся на мусульман. До франков ему еще предстоит дотянуться, а ты окажешься под рукой.
– У меня семья в Каире, – сказал дрогнувшим голосом Саббах.
– Тем более, – веско произнес Бузург-Умид. – Если тебя казнят, то твоим сыновьям не поздоровится. А с близких человека, павшего в битве с неверными, никто спрашивать не будет.
– По-твоему, я должен исчезнуть без следа? – в ужасе воскликнул Саббах.
– Но почему же? – удивился Андроник. – Надо просто переждать, почтенный. Все в этом мире проходит, в том числе и гнев земных владык.
– Уедем вместе, Саббах, – предложил Бузург-Умид. – Полководец шейха Гассана доблестный Абу-Али из Касвина захватил несколько крепостей и городков в Горной Сирии, в том числе и неприступную твердыню Дай-эль-Кебир. У тебя будет время подумать, почтенный, и принять единственно правильное решение.
Предложение даиса Палестины показалось Саббаху заманчивым. Конечно, ассасины не станут помогать ему даром и за их гостеприимство рано или поздно придется заплатить. Зато Саббах сохранит главное – жизнь, а значит и возможность вернуть расположение визиря аль-Афдаля. Франки всего лишь непрошенные гости на этой земле, обильно политой арабской кровью, и недалек тот час, когда их звезда, взошедшая над Иерусалимом, рухнет в небытие под радостные вопли каирских мамелюков.
Благородный Раймунд граф Тулузский проснулся рано утром в чужой постели в настроении далеком от праздничного. Иерусалим был взят по воле божьей, но это событие, потрясшее основы мирозданья, не только не избавило мудрого Сен-Жилля от забот, но скорее многократно их увеличило. Раймунд мнил себя едва ли не единственным вождем похода, способным не только взять, но и удержать Святую землю в своих руках. Того же мнения придерживались папа Урбан и его легат Адемар де Пюи. Увы, и Урбан, и Адемар не дожили до светлого дня, оставив графу Сен-Жиллю земные заботы. Благородный Раймунд еще в самом начале похода дал обет, не возвращаться в родную Тулузу. Возможно, он поступил опрометчиво, но теперь уже поздно было сожалеть о случившемся. Разграбленный и опозоренный Иерусалим лежал за стенами цитадели, и от графа Тулузского зависело, возродиться ли город во всем своем прежнем блеске, и зацветет ли райским садом политая кровью Христа земля Палестины.
– Трупы с улиц уже убрали? – спросил Раймунд у шевалье де Сент-Омера, насупленным сычом сидевшего за столом.
– Танкред распорядился, – откликнулся на вопрос сеньора Годемар де Картенель, опередивший чем-то расстроенного Годфруа.
Благородный Раймунд никогда не садился за стол в одиночестве. Так повелось еще с юности, проведенной в родовом замке Сен-Жилль, и графу даже не приходило в голову, что с возрастом привычки можно поменять. Кроме Годемара и Годфруа завтрак Раймунда в это утро разделили шевалье Гуго де Пейн и граф Гильом Серданский. Последний доводился Сен-Жиллю родственником, хотя и не пользовался его особым расположением.
– Как бы этот расторопный племянник Боэмунда Тарентского не пролез в Иерусалимские короли, – криво улыбнулся благородный Гильом.
– К сожалению, не все племянники столь же расторопны, – сухо бросил Сен-Жилль, вызвав своими словами ехидную улыбочку на тонких губах Картенеля.
Граф Серданский на выпад дяди даже бровью не повел. Зато шевалье де Пейн укоризненно покачал головой. И эта укоризна относилась именно к Сен-Жиллю, незаслуженно обидевшему доблестного рыцаря. Благородный Гильом одним из первых взошел на стены Иерусалима, и он же был среди тех, кто тараном разнес ворота башни Давида, где Раймунд сейчас принимал своих гостей. Другое дело, что графу Серданскому не везло по части добычи, но ведь и сам Сен-Жилль ничем существенным пока похвастаться не мог. Ну разве что портовым городом Латтакией, который благородный Раймунд с трудом сохранил за собой, да и то при помощи византийцев.
– Не у всех же такие загребущие руки, как у нурманов, – примирительно заметил очнувшийся от дум Сент-Омер.
– Да что нурманы, – воскликнул Годемар де Картенель. – Вы знаете, кто прибрал к рукам иерусалимскую казну, полную золота и драгоценных камней?
– Неужели Бульонский? – вскинул бровь заинтересованный граф Тулузский.
– Куда там лотарингцу, – пренебрежительно хмыкнул осведомленный шевалье. – В наших рядах есть куда более ловкие люди.
– Тогда кто же? – нахмурился Раймунд.
– Барон Глеб де Руси, – торжественно произнес Годемар и окинул собравшихся воспаленными как у поросенка глазами.