Я больше говорил, а старец слушал. Я рассказал ему о своей жизни, о своей семье, о том, что пережил, как случилась авария. Он меня очень ободрял. Потом снял со своей груди крест, в котором была частица Честного Креста Господня, благословил и подарил мне еще и крестик.
С тех пор я виделся со старцем два раза в году — в июне и в ноябре. За мной всегда приезжал господин Василис Калаитзис, брал меня и мою семью, и мы ехали в монастырь. Старец нас всегда окружал любовью и добротой. Мы беседовали, рассказывали о своих семейных делах, о наших проблемах,· я говорил с ним о том, как идут мои дела. Примерно в течение десяти минут.
Однажды я попросил у него благословения на операцию. Я спросил, надо мне ее делать или нет. Он сказал мне: раз врачи считают, что ее делать нужно, то с помощью Божией все будет хорошо. Для меня и для моей семьи это было облегчением, воодушевлением и утешением. Так было всегда, когда мы брали благословение у старца с 1986 по 1994 год, когда он упокоился.
Старец всегда говорил, что у меня будет большая награда от Христа. То же самое он говорил и моей супруге, то есть то, что она за мной ухаживает и мне прислуживает, означает, что она получит «диплом» с высоким баллом. Каждый год он видел наших детей Яниса и Василию. Мы брали у него благословение, он дарил нам крестики, четки… Говорил нам о своей болезни… Он говорил мне: «Упал “мой соноглобин”!» Отец Паисий в шутку называл гемоглобин соноглобином. Когда я его спрашивал: «Как ты, как ты себя чувствуешь сейчас?» — «Ох мой дорогой, ничего у меня нет. Там, куда я пойду, мне будет лучше…»
Что касается падения нравов молодежи, старец говорил, что все это происки лукавого. Он воюет с молодежью. Прогресс, соревнование, желание иметь что‑то лучшее, чем у соседа, охота за деньгами — все это искушения.
Вначале у меня было терпение. Инвалидная коляска — хорошая школа, однако она приносит неприятности и раздражает. Проблемы, которые возникают в доме с детьми, в свою очередь, вызывают тревогу, неприятные состояния, сколько бы ни терпеть. Если у тебя нет рук и ног, чтобы приходить на помощь, то тебе сложно и ты больше грешишь…
Мария. Я очень хорошо помню, что когда мы познакомились со старцем в монастыре, в Суроти, и поцеловали его руку, от нее исходило благоухание. На меня это произвело огромное впечатление. Она благоухала миром… Я до сих пор помню это характерное благоухание. От батюшки также исходило благоухание и когда мы его видели в последний раз — он уже был сильно болен. Он сказал, когда умрет, он это знал.
Апостолос. Это правда, что и я, и моя семья после встречи со старцем всегда получали заряд бодрости на несколько месяцев. Мы уходили с ликованием, с великим облегчением. Наша душа получала отдохновение от проблем, от суеты, от напряжения, от стрессов, главным образом связанных с повседневной жизнью. Для нас все это было уроком, для детей же — духовной пищей. Насчет моих детей он говорил: «Не переживай. У тебя хорошие дети. Детей Господь растит. Не переживай. Богородица их сохранит под Своим покровом».
Мария. Мы виделись со старцем Паисием в последний раз за две недели до его кончины. Он сам нас позвал, меня и Апостолоса.
Перед тем как старец нас позвал, у меня было сильное желание его увидеть. Я узнала от госпожи Муратиду, что он тяжело болен и не может подняться с постели. Я хотела поехать, чтобы только благословиться у него. Три дня спустя нам неожиданно позвонила одна сестра из Суроти и передала, что сегодня обязательно нас хочет увидеть старец. В то время, когда мы приехали в монастырь, старец говорил с супругой одного прокурора. Нас провели в заднюю часть монастыря. Старец пришел туда пешком и сел к нам в машину. Он был очень бледный, без кровинки в лице, измученный. Он обнял моего супруга, погладил его и благословил нас. Он ясный, простой, можно было подумать, что он ничего не чувствовал, хотя очень сильно страдал. Он сказал только, что у него было какое‑то кровотечение, однако это не помешало ему говорить с людьми. Потом он стал нам давать советы. Сказал, чтобы мы жили с Богом, заботились о наших детках. Ободрял моего супруга. В тот раз он недолго с нами оставался. Рядом стояла монахиня и ждала его. Потом старец пошел в другую машину, в которой сидела жена прокурора. У нее был рассеянный склероз…