лушании, в божественной любви и в твердой вере, в животворящей доброте. Он меня заново оживлял в божественном беззлобии и прощении, в высоком смирении и в духовном поспешении. В возвышающем мученическом крестовоскресном и одновременно спасительном подвиге ради совершенствования мой монашеской жизни в начале как послушницы, а потом ради неизбежного и мученического послушания как последнего служителя душ разумных овец.