Благие намерения Андрея продолжать заниматься в художественной школе и во время учебы в техникуме, разумеется, вскоре пошли прахом. В сентябре он пару раз заглянул на занятия, но только затем, чтобы узнать, что Катя еще не вернулась в Москву, родители увезли ее в Анапу на «бархатный сезон». Больше Андрюха в «художке» не появлялся. Некогда было — учеба, практика, подработка, бурная личная жизнь…
Но Катю он не забыл, постоянно думал о ней, хотя за три года они ни разу не встретились. А потом вдруг случилось невероятное. Позвонил Костя и сообщил, что девчонки из «художки» решили отметить годовщину ее окончания. Послезавтра все собираются у Катьки Черешневой, и та просила пригласить Андрея, хотела увидеть и его тоже.
— Так и сказала? — ошарашенно переспросил он.
— Ну, уж я не знаю, как она там сказала, — заржал Костя. — Я с ней не говорил, мне Людка Малофеева звонила, ее подружка. Помнишь, сисястая такая? Людка передала так.
С того летнего вечера в большой Катиной квартире, в старом доме с высоченными потолками, все у них и началось… Вечеринка несостоявшихся художников (выяснилось, что никто из ребят и девушек не стал дальше учиться рисованию, все выбрали другие специальности) ничуть не напоминала тусовки с однокашницами Андрея по техникуму. Там всегда много пили, топтались-обжимались под музыку да целовались по углам в густом табачном дыму. А здесь из спиртного — пять бутылок вина на восемнадцать человек (и то еще осталось), а развлечения — философские споры и бардовские песни под гитару. Немногочисленных курильщиков выгоняли на балкон. Андрей никогда не курил, из-за больного сердца (его даже в армию не призвали), но на балкон тоже вышел — подышать воздухом. И вдруг как-то само собой получилось, что все, кто там был, постепенно разбежались, и с Андреем осталась одна Катя.
О чем они говорили, он не помнил. Удивительная все-таки вещь наша память! Всякая фигня вроде детских поездок на речном трамвайчике в «Бухту радости» застревает в ней навсегда. А вот такие важные вещи, как первый в жизни серьезный разговор с по-настоящему любимой девушкой почему-то выветрился из головы. Помнилось только, что он тогда держался намного увереннее, чем три года назад. Место робкого влюбленного недоросля теперь занял почти взрослый восемнадцатилетний парень, твердо стоящий на ногах, избалованный успехом у девушек, к тому же самостоятельно зарабатывающий, и зарабатывающий неплохо. Вот только его чувства к Кате, которая за это время стала еще красивее и еще больше стала напоминать Царевну-Лебедь, оставались прежними. Однако он хорошо владел собой и, когда попросил номер ее телефона, ничем не выдал своего волнения и страха перед отказом — все того же стыдного, липкого, мальчишеского страха, как и в детстве. Но Катя сама вырвала из тетради на пружинке страницу и протянула ему вместе с ручкой, чтобы он записал номер.