Закончив ужин, он ложится на кровать и смотрит вверх, на голографические небеса. Кит поднялся на востоке и карабкается к зениту. Вот он «переехал» Мать—Землю и начинает спуск. Но это не его кит. Это совсем другой левиафан.
Старфайндер вспоминает о последнем сообщении, полученном от кита. И воспроизводит эту пару непонятных знаков в своем сознании:
Послание достаточно ясное. Кит отрастил второй ганглий, о чем не знал Иона, уничтоживший первый узел. Возможно, кит готовился к делению, чтобы размножиться. И Иона, не подозревая, что ганглиев два, уничтожил всего один.
Второй наверняка был при этом поврежден. В противном случае кит давным—давно нырнул бы, и вынырнул совсем в другом месте. Столь же очевидно, что второй ганглий должен располагаться в отдельной камере... в камере, которую так и не обнаружили реконструкторы. Есть шансы, что она размещается рядом с механической мастерской, хотя и необязательно. Заряды, которые использовал Иона, могли повредить ее одной только ударной волной, где бы эта камера ни находилась.
Старфайндер никогда не слышал, чтобы киты пытались общаться с людьми. Установленный факт, что они могут общаться и общаются друг с другом, и на очень больших расстояниях. Но общение с человеком? Немыслимо.
Тем не менее у этого кита было очень много времени для размышлений. Может быть, он решил, что существуют и куда худшие бесчестья, чем попросить одного из его истязателей восстановить его ганглий. Например, смерть.
Старфайндер неожиданно усмехается.
— Что ты предложишь мне, кит, если я все устрою для тебя?
И тут он понимает, что именно может дать ему кит; у него перехватывает горло, и он замирает, глядя на звезды. Но звезд не видит; они скрыты судном—левиафаном, которое отчасти космический кит, а отчасти космический корабль. Старфайндер видит себя — вот он стоит на мостике огромного судна—кита, и слышит собственный голос: «Ныряй, кит, ныряй!..». И кит погружается ниже поверхности Океана Пространства—Времени и стремительно падает в прошлое; звезды на обзорном экране мчатся назад, а телескопы и созвездия слегка меняются... Вниз, вниз, вниз, в туманы вчерашних дней человечества отправляется кит. А затем, столь же внезапно, как начался, нырок заканчивается. Кит появляется на поверхности в нескольких световых годах и за несколько эпох от исходной точки. По соседству с ним — черная ширь, в которой светится золотистая Мать—Земля: ее расплод совсем близко от нее. Он видит голубую Землю, облаченную в тонкий пеньюар туч; он мельком замечает голую луну и говорит: «Подойди ближе, кит. Я хочу видеть тех болванов, что называли себя королями, хочу видеть древние империи; хочу видеть закованных в броню слонов Карфагена и Адриана за строительством его стены. Я хочу видеть поднимающегося на холм карлика Аттилу и отвратительную орду, что следует за ним... Я хочу видеть все, о чем читал, когда был слеп... когда ты ослепил меня, кит... Нет, не ты, твой брат. И я хочу, ох как я хочу, больше всего на свете, опуститься на дно Океана Пространства—Времени, стать свидетелем Начала и отыскать, если удастся, в изначальном хаосе смысл и цель сотворения мира, смысл и цель жизни...».
Пот поблескивает на лбу Старфайндера, в груди невыносимо болит. «Если ты можешь, дай мне это, кит...»
Слышен перезвон курантов, и у кровати Старфайндера загорается голографический куб—экран. На нем — сияющее лицо ангела Глории Уиш.
— Позволь мне войти, любовь моя. Я принесла тебе корзину поцелуев.
Она одета в обтягивающие тончайшие кружева, сквозь которые ее соски просвечивают как две розы. С величием богини она стремительно плывет по комнате, посрамляя окружающее. Она дезактивирует свое единственное одеяние, и оно соскальзывает на пол. Она, как сервированный стол, простерта перед ним, а он — путник из дальней земли, страстно стремящийся вновь отведать кушаний, которые с жадностью поглощал лишь прошлой ночью.
Она гасит свет и обнимает его; звезды спокойно взирают с высоты на их любовные утехи. И так же спокойно, когда ее любовник уже обессилен, она берет одну из ампул, что принесла в своей сумочке, и делает ему инъекцию, вливая кровь Старфайндера их приапическое содержимое... Она взбирается на него — ненасытная богиня—зверь, ангел, низринутый с небес. Вот день Старфайндера; вот женская половина общества.
Пресыщенный и все же странно опустошенный, Старфайндер забывается беспокойным сном. Ему снится то, что с недавних пор он видит все чаще. Как будто он в чем—то вроде колодца. Стены и дно здесь из холодного камня, свет проникает только в узкую щель прямо над его головой. Эта щель — следствие неправильного соединения двери—люка с каменным перекрытием. Как и во всех предыдущих снах, он колотит кулаками по двери, пытаясь сломать замок, удерживающий ее на месте, но, как и дверь в комнату, где обитала Смерть, она не поддается. Однако она не похожа на ту прежнюю дверь. Она совершенно другая, из тяжелых бревен, удерживаемых прочными поперечинами. А на Старфайндере не летний костюм и шляпа—радио, а тяжелая ряса с капюшоном, от которой несет застарелым потом и высохшей мочой. Нет, это совершенно другой сон, совсем другая подсознательная фантазия. В комнате наверху тюремщик, с которым ему нужно справиться, чтобы освободиться. Но прежде он должен вырваться из подземной темницы, и он колотит и колотит по бесчувственной двери, под тяжелой рясой пот, выделяясь из пор, струится по рукам и ногам. А свет из щели бьет по сетчатке, рассыпаясь на бесконечно малые частицы, которые вонзаются в мозг так больно, что сводят его с ума. Боль такая глубокая, что он открывает глаза, чтобы отбросить эти частицы прочь, однако по— прежнему видит их — они рассеяны над ним, но теперь не причиняют боли; они — звезды, звезды на небесном потолке, раскинувшемся над его кроватью...