— Не понимаю, — сказал Билл Хардинг. — Каково может быть истинное применение псишеэктомии, кроме удаления душ?
Они между тем подошли к Библиотеке и теперь протискивались сквозь толпу грузовесочников к арке в дальнем конце помещения, через которую несомненно прошла Глория Грандонуиллз, чтобы забрать остальные свои вещи из апартаментов с балконом.
— Когда вы с Глорией Грандонуиллз явились для псишеэктомии, — продолжал Смотритель, — я обрадовался даже больше, чем показал, поскольку вы нечаянно предоставили мне возможность хотя бы отчасти исправить большую ошибку, к которой свелась вся моя жизнь. А «отчасти» означает «очень много», когда человек оставил позади зенит своей жизни. Я не просто вынул из вас и Глории Грандонуиллз душу, Билл Хардинг, я... я поменял ваши души местами, и даровал тем самым хотя бы отчасти вам обоим возможность любить не только себя... любить друг друга!
Билл Хардинг оцепенел.
— Вы... вы... поменяли их местами! Ах ты мошенник...
Он осекся. Где-то возле арки он услышал шум, и источником его была не кто иная, как Глория Грандонуиллз. Вновь одетая в дорогу, неся рюкзак, она вошла в комнату и проталкивалась через кишащих там грузовесочников к выходу из лабиринта.
К горлу Билла Хардинга подкатила такая тоска, что чуть не задушила его.
— Глория! — закричал он. — Глория Грандонуиллз!
Не удостоив его даже единственным взглядом, она не остановилась; лицо ее пылало, как огненные леса Бол ота-IX. В полном отчаянии он хотел бежать за ней, но на пути густо роились грузовесочники, и он никуда продвинулся.
— Чек пришлю на следующей неделе почтой! — бросила она через плечо Смотрителю, а в следующий миг вошла в извилистые, петляющие коридоры и исчезла из виду.
Билл Хардинг повернулся к псишеэктомисту.
— Что ж, надеюсь, вы довольны, — произнес он. — Теперь я ее никогда не отыщу. Она потеряна для меня навсегда. Как она могла полюбить меня и тут же возненавидеть?
— Она не испытывает к вам ненависти, — ответил Смотритель. — Не сможет, даже если захочет. Она любит вас и будет любить вас так же, как вы любите ее и всегда будете любить. Теперь вы — часть ее, Билл Хардинг, а она — часть вас.
Наконец Билл Хардинг понял.
— Тогда почему она убегает? — спросил он, когда они остановились перед входом в лабиринт. — Почему даже не посмотрела на меня?
— Потому что ей до того стыдно за свое поведение прошлой ночью в моем Пелепополинезийском саду, что она не может смотреть вам в глаза. Неужели вы так ничего и не поняли, Билл Хардинг?
— Но что же мне делать? Я ни за что не сумею отыскать ее в этих безумных коридорах, и рано или поздно она выберется наружу, и поднимется на корабль, который прибудет за ней, и...
— Вы слишком беспокоитесь, Билл Хардинг. — Смотритель зашел в лабиринт, открыл потайной шкафчик и достал костюм Минотавра. — В голове, чуть выше глаз, — продолжал он, — есть небольшая лампочка. Когда вы приближаетесь к тому, за кем гонитесь, он станет зеленым; а когда пройдете мимо, загорится красным. — С этими словами он протянул Биллу Хардингу костюм. — Наденьте и ступайте за ней.
Цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок...
— О! Что еще ты, старый козел... надо было... Ба, да это ты, Билл Хардинг!.. Ммммммммммммммммммм!.. Осторожнее, Билл Хардинг! — тут все, возможно, напичкано «жучками». Флоренс сказала мне утром, что в ветвях каждого дерева руттенбуги в Пелепополинезийском саду спрятана скрытая 3Д-камера!
Ну и пусть они напичканы «жучками» — кого это волнует? Мммммммммммммм!.. Оооххххх... Из-за тебя я опять... веду себя, как самая обыкновенная... девка с панели...
— Я люблю... когда... ты ведешь себя... как самая обыкновенная девка с панели!
— Мммммммммммммммммммммм! Ммммммммммммм!
— Мммммммммммммммммммммммммммммммммммм!
Из собрания минипленок Смотрителя; любезно предоставлено Мемориальной библиотекой Смотрителя.
Обезьяний Шекспир
Лоури просыпается: воскресное утро. Снизу доносятся звуки, свидетельствующие о приготовлении завтрака, но он встает не сразу. Он лежит под сбитой, измятой муслиновой простыней, равнодушно прислушиваясь к слабому звяканью кухонной посуды, к журчанию воды, льющейся из крана, к приглушенным шагам Норы по плитке кухонного пола. Спальню заливает яркий летний солнечный свет, благоухающий свежестью утренней зелени.