Комната занимала всю переднюю половину прямоугольного здания.
Строго говоря, это был скорее громадный зал, нежели комната. С трех сторон в ней величественные дорические колонны поддерживали архитрав; с четвертой стороны — той, что напротив входа, — лестница из пентелийского мрамора царственно поднималась к огороженному перилами мезонину, за которым виднелись дюжины разукрашенных дверей. Обстановка в зале тоже была из пентелийского мрамора: и скамьи, и стулья, и столы. В центре комнаты фонтан из пентелийского мрамора вздымал затейливые «букеты» сверкающей воды. Высоко над фонтаном, казалось, парила в воздухе неуместная здесь люстра в форме туманности, источавшая мягкий, но сильный свет. Силовое поле между колонн, столь успешно скрывавшее от посторонних глаз интерьер здания, здесь ослабло до прозрачной дымки. Сквозь эту дымку ослепительный костер города Сатурния, находившегося в миле отсюда, казался мягким огоньком свечи.
Вперед вышел обутый в сандалии робот-дворецкий, относящийся к той же самой «школе», что и Александр Великий, одетый в греческую тунику, на груди которой было вышито его имя «Пиндар». Он принял у Мэттью пальто и шапку-ушанку и провел его через комнату к круглому мраморному столу у подножия лестницы. Проходя мимо фонтана, Мэттью прибавил шагу, когда увидел серебристые вспышки, означавшие присутствие там венериан-ских пираний.
Их были сотни. Нет, не сотни. Тысячи. «Любимцы Геры?» — мелькнуло у него в голове.
Усадив его за стол, Пиндар удалился к ряду колонн. Тогда Мэттью увидел других андроидов.
У каждой колонны стояло по одному из них. Все были в туниках и сандалиях, похожие на Пиндаровы, и стояли неподвижно, как статуи. Исключение представлял «старик» с деликатным бородатым лицом, который пристально разглядывал Мэттью.
На глазах у Мэттью андроид отошел от своей колонны и приблизился к столу. Он нагнулся, крошечные трубочки, из которых состояли его глаза, то потухали, то вспыхивали. Мэттью вспомнил, как встретился с подобной реакцией у одного из роботов-барменов в Гавани. Тот робот-бармен был продукт той самой «школы», которая поставляла «персонал» Дому Христопулоса, и так же, как другие андроиды с «характером», мог эффективно функционировать только до тех пор, пока порядок вещей, под которой он был создан, хотя бы в разумных пределах соответствовал его «личным» представлениям о том, что такое хорошо и что такое плохо.
Его представление о хорошем и плохом было достаточно определенным. Однако в том-то и заключалась слабость. Бармен считал, что во время своих остановок все три пилота реактивных тягачей должны хоть раз напиться в стельку в его баре, а когда Мэттью отказался выпить даже каплю спиртного (тогда его мучила язва двенадцатиперстной кишки), у робота случилась механическая поломка, первым симптомом которой стало попеременное затухание и блеск его глаз.
Мэттью прочитал имя «старика» на тунике:
— Эсхил?
Тот с чувством кивнул.
— Да. Эсхил. Я надзираю за банями и спальнями, — произнес он и добавил: — Поутру, мрачные лелея замыслы, у спящего царя под боком; все она...
— Ты осмелился оставить пост во внеурочное время?
Это была Гера. Гера в платье, напоминающем саронг и сверкающем бриллиантами. Гера, высокая и властная, с глазами черными от ярости как бездна.
Эсхил отступил. Его глаза трубочки неистово вспыхивали.
— Старый увалень, дурак! — продолжала она. — Ступай обратно к своей колонне! А завтра пойдешь в утиль — и вообще я всегда терпеть не могла твои пьесы. Дурацкие пьесы!
«Старик» повернулся и, шаркая, отправился обратно, чтобы застыть как изваяние возле колонны, которую недавно покинул. Г ера повернулась к Мэттью, который поднялся с колен.
— Прошу прощения за его наглость, — сказала она. — Пожалуйста, садись.
Мэттью повиновался, и Гера села рядом с ним на скамью. В уголках ее глаз виднелись морщинки усталости — или, возможно, беспокойства, трудно было сказать — а лицо казалось немного тоньше, чем прежде.
Она хлопнула в ладоши. Через несколько мгновений из двери справа от лестницы появилась механическая служанка, она несла поднос с высокой темной бутылью и двумя бокалами на тонких ножках. На ее тунике спереди было вышито ее имя — Коринна.
— Это все, мадам? — осведомилась она, после того как поставила перед ними бутыль и бокалы.
— Пока да. Пошла вон, кухонная девка!
Коринна ушла. Г ера наполнила бокалы и подала один Мэттью. Сама же подняла второй.