Девушка в укороченном платье из ткани защитного цвета и в парусиновых сандалиях на толстой подошве. Каштановые волосы коротко подстрижены, на лоб падает челка. У нее худое, почти изнуренное лицо. Глаза девушки напоминают ему синие полевые цветы, что растут на пасторальных холмах к югу от Сверца. Единственное, что обрисовывает ее платье, — едва наметившаяся грудь.
Ясно, что на корабле она одна. Иначе к этому времени уже появился бы кто-нибудь более ответственный.
— Я так понимаю, ты и капитан, и экипаж.
Она коротко, нервно кивает.
— И единственная пассажирка.
— Тогда ты — как я. Сколько тебе лет?
— Тринадцать. Ну, не полных тринадцать, но совсем скоро исполнится, так что... Я думала, что существо, которое оседлал Паша, — обычный космический кит. Он напал на него так быстро, что я и глазом не успела моргнуть. Я никак не могла подумать, что это тоже корабль.
— А если бы ты знала, что это изменило бы?
— Вы хотите знать, удержала бы я Пашу от нападения? Нет. Я разрешила ему в таких делах самому принимать решения.
— Паша — звездный угорь?
— Мой звездный угорь. Его сделали рабом, а я его освободила.
— Я думал, звездных угрей убивают, прежде чем переделывать в корабли. Так же, как и китов.
— Да. Но Паша был исключением. Реконструкторы объявили его «благородным экспериментом». Однако не думаю, что сделать из кого-то раба — благородно, как вы думаете?
— Освободив его, ты отправилась вместе с ним — почему?
— Я тоже хотела быть свободной.
Уставившись в ее искренне серьезные глаза, он ищет там тень лицемерия. Поиск оказывается бесплодным и просто служит лишним напоминанием о синих полевых цветах Фарстар****.
— Ты тоже была в рабстве? — наконец спрашивает он.
Она кивает.
— Мой отец — реконструктор на Орбитальных корабельных верфях на планете Мааркен-Стар-6. Это Ренессанс, если вы не знаете. Его профсоюз до того богат и силен, что практически контролирует всю планету. Члены профсоюза называют себя «пролетариями» и ходят повсюду, выпячивая грудь и рассказывая, как они гордятся тем, что простой рабочий люд. А в глубине души они считают себя лучше всех прочих, и чураются всего, что заставляет их казаться другими. Я называю их haute bourgeoisie[7]
— Снобы из среднего класса в спецовках, — говорит Старфайндер. — Их можно найти где угодно.
— Может быть, полно других, но готова поспорить, что никто из них не идет ни в какое сравнение с нашими с Ренессанса. У наших — одна извилина, и жестяные барабанные перепонки. Но именно они решают, чему следует учить в школах и чему не следует. Какие книги читать, а какие нет. Какую музыку играть, а какую нет. Не будь на Ренессансе подпольных библиотек, все дети там росли бы точными копиями своих родителей. Подпольными библиотеками занимаются учителя, которых уволили эти самые haute bourgeoisie — за то, что те не придерживались их правил. Они ведут тайные классы для детей вроде меня и еще дают им читать запрещенные книги. Главным образом, они помогают изучать литературу, ведь ее больше всего ненавидят haute bourgeoisie. Прежде чем выкрасть Пашу, я изучала поэтов викторианской эпохи. Это мои любимые поэты, особенно, Роберт Браунинг и Элизабет Баррет Браунинг. Но там не так уж много детей, похожих на меня. Большинству нравится быть точными копиями родителей. Настоящие рабы. До похищения Паши я тоже была рабом, хотя родительской копией не была. Но я не собиралась вырасти и превратиться во что-то такое, чье представление о культуре ограничивается ящиком пива, программой голографического телевидения и газетой, издаваемой «Содружеством орбитальных реконструкторов». Поэтому я выкрала Пашу, и освободила нас обоих.
Старфайндер вздыхает. На первый взгляд девушка или, скорее, девочка, казалась такой хрупкой, словно первый же порыв ветра унесет ее прочь. Теперь он считает, что даже циклон вряд ли может сдвинуть ее с места.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Сьель Блё[8] Сили. Я знаю, почему вы решили высадиться ко мне на борт. Вы хотите, чтобы я убрала отсюда Пашу. Ну, так я не уберу!
Именно этого он и боялся. Что за невезение! Парки действительно расстарались для него сегодня. Ему, похмельному, вполне хватило бы и одного звездного угря, без упрямой двенадцатилетней девчонки в нагрузку!
«Тише едешь, дальше будешь», — предупреждает он себя. А вслух говорит:
— Я утром не позавтракал. Как тебе кажется, ты можешь выделить своему собрату, космическому путешественнику, чашечку кофе?