Она молчит. Попробуй она вымолвить хоть слово, в Театре с его акустикой оно донеслось бы до самого дальнего угла. Вместо слов она говорит глазами. Но не поддающаяся анализу завеса заволакивает их, и он не может разобрать, что они говорят.
Кит, обнаружив информационный разрыв, заполняет его значком:
Мишель Д’Этуаль, она же Сили Блё, отправилась в прошлое.
Ей не пришлось бы нырять туда слишком глубоко. Возможно, не глубже дня вынесения ему приговора.
Вдруг он вспоминает о разрыве во времени, который возник, когда он связывался с китом всего несколько минут назад, когда за ним явился конвой. Разрыв равнялся времени «нырка» кита — времени, затраченному китом, когда тот возвращал ее туда, «куда бы/когда бы» она ни собиралась.
Вероятно, кит связался с ней и сообщил последние новости сразу после того, как была произведена голографическая запись нескольких последовательных эпизодов, и обеспечил ей доступ к «Старейнджеру». Скорее всего, ее охраняли не слишком строго... возможно, не охраняли вообще. Как бы то ни было, ночью кит помог ей сбежать, и она, получив доступ к «Старейнджеру», присоединилась к киту в космосе.
По-видимому, ее отсутствия так и не заметили. Или, возможно, заметили, но оставили без внимания. Вероятно, все, что требовалось Глории Уиш, — это доказательство декриоге-низации.
Женщины Гола обожают смотреть казни, — об этом свидетельствует толпа, собравшаяся сейчас. Но, за очень редкими исключениями, их не прельщает роль палача. В результате палачей выбирают из очень тонкой прослойки добровольцев, а чаще всего выбирать просто не из кого и палача назначают. Вероятно, все, что потребовалось от Мишель, чтобы стать палачом Старфайндера, — это выдать себя за гражданку Гола и добровольно взяться за эту работу.
«Но почему, кит? — спрашивает Старфайндер. — Она так ненавидит меня, что готова убить собственными руками?»
Кит оставляет его вопрос без ответа.
«И почему ты, кит, до сих пор скрывал от меня все это?»
Молчание.
Его до костей пробирает холод.
Кит тоже хочет его смерти.
А почему бы и нет? Если он умрет, кит получит свободу.
В конце концов любые дружеские узы рвутся.
И Мишель. Почему бы ей не желать ему смерти? После того как он высадил ее на необитаемом острове и проклял за то, что она стала островитянкой? После того как он втоптал в грязь ее любовь к нему?
Почему бы ей и в самом деле не желать ему смерти?
Но желание убить его своими руками...
Она тем временем вернулась к металлическому столику за ампулой и теперь, разломив колбу, скрывавшую смертоносную иглу, вновь приближается к капсуле. Она снова говорит с ним глазами, но снова непонятная завеса скрывает все то, что она пытается сообщить ему.
Второй символ, переданный китом, рассеивает оставшиеся у него сомнения:
Да, все кончено. Он — мусор, выброшенный за борт.
Но это лишь справедливо. Справедливо, что девушка, отвергнутая им, отвергнет его. Что рука той, кого он убил, станет рукой, которая убьет его. В конце концов не никакой разницы, чья именно рука принесет ему смерть. Он достигнет своей цели с помощью Девушки со звезд так же успешно, как с помощью ко-го-либо другого.
Она втыкает иглу в его взбухшую вену, и сразу начинает сгущаться тьма. Как только она заполняет подземную темницу, безумный Монах начинает вопить.
«Умри, проклятый! Умри!» — шепчет Старфайндер... и неожиданно стены темницы рушатся и хоронят Монаха под грудой пыли и щебня, и его вопли обрываются, и одновременно страшное бремя спадает с плеч Старфайндера и впервые в жизни он чувствует себя свободным. Он ликует — он свободен, а казалось бы невозможное воскрешение Девушки со звезд удалось, — но его радость омрачена горькими сожалениями. Он свободен — да, но он не может жить, потому что прикован к Смерти.
Он беспомощно вливается в черный фон, на котором разыгрываются все драмы действительности. Очень скоро наступит полное бесчувствие... и окончательный переход от света к полной тьме проходит незаметно.
Глава 11. Строительная компания
В ночи, поглотившей Старфайндера, возникает символ:
Он на некоторое время зависает в темноте его сознания, затем постепенно тает.
Для начала, ему там нечего делать.
Он ведь умер, верно?
— Попробуй еще раз, Чарлз, — слышен где-то рядом голос.
И снова темноту ночи рассеивает тот же символ: