Она несла не поднос с обедом, а большую холщовую сумку с изображением подсолнуха в полную величину. Пока она шла, в столовой воцарилась гробовая тишина. Остановившись у пустого столика, она положила на него свою сумку, сняла инструмент с плеча и села. Вынула из сумки сэндвич и принялась его есть.
Половина столовой продолжала смотреть, половина тихо загудела.
– Ну, что я говорил? – ухмыльнулся Кевин.
Я кивнул.
– Она в десятом классе, – продолжил Кевин. – Говорят, раньше она училась на дому.
– Может, это все объясняет, – предположил я.
Она сидела к нам спиной, поэтому лица я не видел. За ее столик никто больше не сел, зато за соседними школьники сгрудились, кое-кто даже сидел вдвоем на одном стуле. Но она как будто не замечала их. Она казалась потерпевшей кораблекрушение на необитаемом острове посреди моря глаз и гула голосов.
– Ты думаешь о том, о чем же и я? – снова усмехнулся Кевин.
Я усмехнулся в ответ и кивнул.
– «Будет жарко».
«Будет жарко» – наша школьная телепрограмма, которую мы начали снимать год назад. Я был ее продюсером-режиссером, Кевин – ведущим. Каждый месяц мы брали интервью у какого-нибудь ученика. Пока что это были отличники, спортсмены, образцовые примеры. В каком-то смысле примечательные, но не особенно интересные.
Вдруг зрачки Кевина расширились от удивления. Девушка взяла в руки укулеле и принялась перебирать струны. А затем запела. Покачивая головой и плечами, она пропела: «Ищу я клевер четырехлистный, что прежде упустила я». В столовой вновь воцарилась тишина. Затем кто-то захлопал в ладоши. Я обернулся. Это хлопала кассирша за стойкой.
Девушка встала, перебросила сумку через плечо и прошагала мимо столиков, продолжая перебирать струны, напевая и покачиваясь из стороны в сторону. Все следили за ней, не сводя глаз и раскрыв рты. Словно не веря этим самым своим глазам. Когда она дошла до нашего столика, я впервые увидел ее лицо. Не ослепительно прекрасная, но и не уродливая. На переносице рассыпаны веснушки. В общем-то она ничем не отличалась бы от большинства девочек в школе, если бы не два обстоятельства. На ней не было никакой косметики, а глаза у нее были самые большие из тех, что я когда-либо видел, похожие на глаза застигнутого врасплох оленя в свете фар. Проходя мимо, она слегка крутанулась, и юбка при этом задела мою ногу. Затем она вышла из столовой.
Со стороны столов послышались три хлопка в ладоши. Кто-то свистнул. Кто-то другой ухнул.
Мы с Кевином, вытаращившись, смотрели друг на друга.
Кевин поднял руки и сделал пальцами рамку.
– «Будет жарко»! Гость следующего выпуска: Старгерл!
Я хлопнул по столу.
– Так точно!
И мы ударили по рукам.
2
Когда мы подошли к школе на следующий день, у дверей маячила Хиллари Кимбл.
– Она не настоящая, – сказала Хиллари, фыркнув. – Позерша. Подстава.
– И кому понадобилось нас подставлять? – выкрикнул кто-то.
– Администрации. Директору. Кому же еще? Не суть.
Хиллари мотнула головой, словно отмахиваясь от нелепого вопроса.
– Зачем? – метнулась в воздух рука.
– Поднимать «школьный дух», – процедила Хиллари. – Думают, в прошлом году тут вообще был мертвый сезон. Думают, если заслать сюда какую-нибудь чудачку…
– Типа как подсовывают нариков?
Хиллари перевела взгляд на говорившего, затем продолжила:
– …какую-нибудь чудачку, чтобы она нас расшевелила, то, может, кое-какие ученики захотят болеть за команду или вступить в клуб.
– Вместо того, чтобы целоваться в библиотеке, – раздался другой голос.
Все засмеялись, но тут зазвенел звонок, и мы прошли внутрь.
Теория Хиллари Кимбл разлетелась по всей школе и пользовалась популярностью.
– Думаешь, Хиллари права? – спросил меня Кевин. – Насчет того, что Старгерл – это подсадная утка?
Я фыркнул.
– Слышал бы ты себя.
– А чего такого? – развел он руками.
– Это же старшая школа района Майка, – напомнил я ему. – А не какое-нибудь отделение ЦРУ.
– Возможно, – сказал он. – Но, надеюсь, Хиллари права.
– Что значит «надеюсь»? Если она не настоящая ученица, то мы не сможем пригласить ее в «Будет жарко».
Кевин покачал головой и усмехнулся.
– Вы, мистер режиссер, как всегда, не видите всей картины. Мы можем воспользоваться передачей, чтобы вывести ее на чистую воду. Не понимаешь, что ли?
Он снова сделал пальцами рамку.