– Дина? Как ты здесь оказалась?
– Ох, Емеля! Сейчас недосуг, после расскажу, – прошептала русалка, что-то непонятное с замком вытворяя. – Бежать тебе нужно незамедлительно. Воевода решил одного дружка твоего при себе оставить. А ты ему не нужен вовсе. Погубит он тебя!
Так. Не скажу, что известие неожиданное, но всё же не весёлое.
– А ты откуда знаешь про воеводу? Да и про меня тоже? – вопросов у меня возникло множество, и летели они один за другим. Скорее всего, я таким путём от раздумий тягостных о своей судьбе уклонялся. – И вообще, куда отсюда убежишь? И как? И что ты с замком делаешь?
Дина на вопросы отвечать начала с последнего:
– Замок я сейчас сниму. Против разрыв-травы никакие запоры не устоят.
Грохот упавшего железа её слова тут же подтвердил. Дверь отворилась, тусклый свет подземелья в моё узилище впуская. Но я оглядываться на него не стал, а больше на свою спасительницу смотрел. Одета она была в длинный тёмный плащ с колпаком, лицо девушки от меня закрывающим. Но я-то в нём и так каждую чёрточку помнил. Да и долго любоваться она мне всё одно бы не позволила, чуть ли не силой из чулана выдернула.
– Слушай дальше, – строго сказала Дина. Вот уж не думал, что голосок её нежный может с такой лёгкостью приказания раздавать. – Дам я тебе клубок путеводный. Он тебя из города выведет. Куда – не знаю. Клубок сам решать будет. Но это и к лучшему. Сама не ведаю – так и другим рассказать не смогу. Вот, держи! – она протянула мне совсем обычный, насколько в полутьме разглядеть можно, моток ниток шерстяных. – Брось его перед собою. Куда он покатится, туда и ты беги. А ещё возьми водицы живой, – и в другой руке моей крохотный пузырёк оказался. – Мало, конечно, но уж сколько смогла! В дороге неблизкой непременно сгодится.
– Спасибо, красавица! – поклонился я и тут же спросил с беспокойством: – А как же стража?
– О том не тревожься, Емеля! Стражники до самого утра не проснутся. Цвет маковый, с сон-травою заваренный – средство надёжное. Я и сама его потом выпью, чтобы от себя подозрения отвести.
– Постой, постой! – удивился я. – Ты разве не со мною вместе убежишь?
– Невнимательно ты слушаешь, добрый молодец! – покачала головой моя спасительница. – Остаюсь я. Сейчас след свой от подвала отведу, вернусь к себе и зелье приму. Ночь, и день, и следующую ночь спать буду. И ничего от меня воевода узнать не сможет.
– Но почему же… – продолжал допытываться я и вдруг сам себя перебил. – К себе? Ты сказала – к себе? Что же, выходит, ты прямо в тереме княжеском живёшь? Ничего не понимаю! Кто ж ты такая, Дина?
Она помолчала, потом откинула с головы колпак и внимательно на меня взглянула глубокими, как море её родное, очами.
– А тебе непременно нужно это узнать?
– Да, – ответил я, ни на мгновенье не задумавшись, чувствуя, что на пороге ещё одной тайны очутился. – И я с места не двинусь, пока всю правду о тебе не узнаю.
– И стражи не забоишься? – она недоверчиво прищурилась.
– Сама же сказала, что всех отваром сонным опоила. Или не всех? – я не то чтобы струсил, просто уточнить решил.
– Стражников-то всех, а вот батюшке я отвара не давала.
Она беззвучно ойкнула и рот ладошкой прикрыла, будто что лишнее сказала.
– Батюшке? Чьему?
– Чьему – моему! – пе6редразнила меня Дина чуть раздражённо, досадуя, видимо, что проговорилась про какого-то неведомого батюшку.
– Но ведь ты…
– Русалка? Ну, так что ж? Может, ты думаешь, что у нас и отцов нет? Что мы из икринок вылупляемся? – она рассмеялась, но звонкий голос её звучал не очень-то весело. – А впрочем, тебе, поди, и рано о таких вещах думать?
Хотел я в ответ дерзкой девчонке тоже что-нибудь обидное сказать, но сообразил вовремя, что она нарочно меня поддеть пытается и от разговора неприятного в сторону увести.
– Нет, девица! Ты мне всё же скажи, что ты здесь делаешь? И что за батюшка такой?
Дина резко смех оборвала.
– Да зачем тебе? – спросила она голосом теперь уже каким-то умоляющим. Видно, очень не хотелось ей откровенничать.
– Зачем-зачем, – насмешливо повторил я и вдруг решился. Если я сейчас ей ничего не скажу, то другого случая может и не представиться. – Полюбилась ты мне, вот зачем. Я о тебе днём и ночью думаю, а кроме имени, о тебе ничего и не знаю.
– Ах, вот оно что! – ошеломлённо произнесла девушка и умолкла, о чём-то задумавшись.
– А ты, – с робкой надеждой спросил я, – обо мне вспоминаешь ли?
Дина чуть заметно улыбнулась.
– Забудешь тут, когда каждое утро пичужки малые о тебе напоминают.
– Значит, помнишь?
Русалка моя опять побледнела. Чудно всё-таки она себя вела – то смеялась, то чуть не плакала. Эх, не стоило мне этот разговор заводить! Да чего уж теперь!
Девушка глубоко вздохнула и, на признание, наконец, решившись, произнесла:
– Я-то помню. А вот ты, когда правду узнаешь, и думать обо мне забудешь!
– Это почему же? – горячо возразил я. – Зря ты так! Да я…
– Молчи уж теперь и слушай! – перебила она. – Сам того добивался. Так знай, что батюшка мой – сам воевода Садок.
– Да ну?! – только и смог сказать я.
А Дина продолжала, восклицаний моих не слушая:
– Когда ещё молодым совсем был, попал воевода в плен к царю морскому. И ждала бы его смерть неминучая, но приглянулся он младшей царской дочери – матушке моей. Может, и он её полюбил, да только теперь, зная батюшкин нрав, в это как-то с трудом верится. А царь морской, Тритон Поликарпыч об том и не задумывался. Велел обвенчать их и при себе Яропока Судиславича оставил. А через год у батюшки с матушкой я народилась. Правда, к тому времени они давно уже в ссоре находились. Не сложилось у них что-то, не смогли вместе ужиться. А на другой год воевода к себе в Лукоморье сбежал. И я о нём до прошлой весны и знать не знала.
И вдруг приезжает воевода Садок к нам на море Междуземное с посольством княжеским. Дедушка мой, царь морской, как узнал, кто посольство сие возглавляет, в ярость пришёл. Велел негодяя взашей гнать, несмотря на соглашения дружеские с Лукоморьем.
Но батюшка хитрей оказался. Предложил он царю по обычаю давнему в загадки сыграть. Если отгадает Тритон Поликарпыч его загадку, уедет воевода назад с позором великим. А ежели не отгадает – пусть принимает посла со всеми почестями, его званию положенными.
– Послушай, Дина! – перебил я девушку, возможно, чуть язвительно. – Это всё очень интересно. Но при чём здесь какой-то морской царь? Видишь ли, я тут из темницы бежать собирался.
– Ну, уж нет! – возмутилась красавица. – Или я всё по порядку рассказываю, или больше ни слова от меня не услышишь!
– Молчу, молчу, – согласился я. В конце концов, это я на объяснениях настаивал.
– Дедушка, хоть и старец древний, нрав горячий до сей поры сохранил. Согласился он на условия воеводовы. Вот батюшка у него и спрашивает: чего у человека всегда больше, чем он думает? Царь морской долго думал, ответы разные предлагал – и врагов, и волос на голове, и грязи под ногтями. А воевода каждый раз головой качал. Неверно, мол, не всегда. А правильный ответ таков оказался: мыслей, у других позаимствованных. Человек всегда думает и поступает, как привык, как в детстве научили, как обычай велит, как другие в подобном случае делали. А если и действует иначе, то лишь из желания выделиться, наперекор всему поступить.
Не смог царь морской ничего возразить, признал своё поражение. Но тут же отыграться пожелал, свою загадку загадать. И ежели проиграет воевода, накажут его за прежние прегрешения по обычаям морским. А коли выиграет – любое его желание Тритон Поликарпыч выполнит. Только полцарства не отдаст, можно и не просить.
Услыхав такое, я едва не рассмеялся. Ведь взрослые люди! Один царством правит, другой князю помогает тем же заниматься. А ведут себя, словно дети малые! Ну, да ладно, послушаем, чем у них дело окончилось.