А оказался там на поверку ход подземный. Широкий, ровный, с приглаженными стенами. Насколько я смог в полутьме начало его разглядеть, (а дальше и вовсе шла мгла беспросветная), без помощи змея подземного – юши здесь не обошлось.
Если кому любопытно, могу о звере том, удивительном, да редком, кое-что рассказать. Сам я юшу всего однажды и видел, да и то издали. Внешне он больше на огромную гусеницу походит, крепкой чешуёй со всех сторон покрытую. В длину юша тридцати, а то и сорока саженей достигать может. А в толщину таков, что и пятерым богатырям не обхватить. Хотя никто, конечно, со змеем упражнения такого не проделывал. Потому как быть раздавленным тварью многопудовой охотников не находилось. Ко всему, юша тот ещё и слеп. Зато слух и обоняние имеет отменные. И если пищу почует, мелкую зверушку подземную или корень сладкий, рыть землю способен со скоростью необычайной.
По каковой причине его иногда для прокладки ходов подземных и используют. Правда, способ такой шибко дорогим и хлопотным является. На всём протяжении хода будущего надлежит колодцы выкапывать и в них лакомство для юши опускать. Только так и можно заставить его в нужном направлении двигаться. Притом, наевшись, может зверь облениться и заснуть на неделю-другую. А разбудить его поди попробуй! Чешую роговую ни огонь, ни железо не берёт. А случается и другая напасть. Погонится юша за добычей случайной и ход далеко в сторону уведёт. И развернуть его далеко не всегда удаётся.
Севка рассказывал, как у них в Семиреченске задумали проход под рекой Студёной прорыть. Хотели за три месяца управиться. Но вот уже третий год пошёл, а трудам тяжким конца-краю не видно. Первый змей умудрился дно реки носом продырявить, да сам же в воде и захлебнулся. С горем пополам успели тогда ход землёй засыпать, чтобы вода из реки стороной не пошла.
Пока другого змея искали, пока к месту довезли и ход рыть заставили, один год уж и миновал. Новый юша за работу принялся рьяно, да вот беда! Дорогу ему тварь какая-то вкусная перебежала. Змей за ней и погнался. Ушёл ход далеко от города, а там с пещерой огромной повстречался. И где теперь юша тот ползает, одному Велесу известно.
Про третьего Севка знал лишь то, что и он последним не оказался. А стройка та великая до сих пор продолжается.
Но даже если всех неприятностей избежать удалось, нужно ещё заставить юшу в конце пути на поверхность выбраться. И увезти его, как можно дальше, дабы он свою же работу ненароком не разрушил.
Одним словом, помучиться с таким помощником приходилось изрядно. Но зато и ход получался – на загляденье! И уж кто-кто, а князь-батюшка мог себе такое удовольствие дорогое доставить. А мне княжья расточительность лишь во благо была. По ровной дороге и впотьмах бежать не страшно.
Факел я, впрочем, со стены снял, но на помощь его сильно не рассчитывал. Благодарение всем богам, что хоть руки свои мог различить, да расположение ног угадать. А дорогу мне клубок и так укажет. Только бы нитку не упустить.
Но сначала я новое заклятье на дверь наложил. Неказистое и на прежнее не сильно похожее. Однако погоню оно хоть ненадолго должно задержать. Да и дверь запертая не так бросаться в глаза будет.
Жаль только, почти всю воду живую на наговор извести пришлось. Совсем капелька на самый крайний случай осталась. Ну да, чему быть, того не миновать! Несите меня ноженьки резвые!
Путь мой пролегал всё прямо, да прямо с поворотами не частыми и плавными. Нитка в руке время от времени подёргивалась – клубок катился вперёд без остановок. По сторонам в полутьме глазеть – развлечение не великое. Так что от дум невесёлых меня ничто не отвлекало.
О Дине я старался не вспоминать. Как-нибудь потом, когда всё утрясётся, со своими чувствами разберусь. Севка? Предателем я его посчитать не мог. Всё по честному. У него своя дорога, у меня – своя. Но и другом мне быть он отныне перестал. Так, знакомец. О ком я действительно беспокоился, так это о бабке Милонеге. Но ничем помочь я ей боле не смогу. Самому бы уцелеть! Вот и выходит, что остался я на белом свете один-одинёшенек.
Не считая, конечно, батюшки моего, Гордея Любимовича. Но и к дому отчему тропку мне теперь позабыть придётся. Там меня уж точно поджидать будут. Если раньше где-нибудь не изловят. Да и неизвестно ещё, куда меня мой проводник проворный заведёт?
Вёрст пятнадцать я уже отмахал, словно олень молодой. По пути два-три раза останавливался, чтобы дух перевести. Клубок, до конца размотавшись, скручивался обратно и всё время привала возле меня призывно подпрыгивал, уговаривал дальше двигаться. И мне правоту его признавать приходилось. Пока есть силы, надо бежать. Воевода со мной не в бирюльки играть собирался.
Да, умом-то я всё это понимал. Но ноги мои всё больше тяжестью наливались, останавливаться для отдыха приходилось всё чаще, а расстояние, за один переход преодолеваемое, укорачивалось. На третьем привале я по неосторожности факел загасил. А разжечь его снова нечем было. Ну и ладно, зато бежать легче станет. Не нужно деревяшку эту с собой тащить. А к темноте я уже привыкать начал.
Какое-то время я и впрямь облегчение чувствовал. Но усталость своё всё одно взяла, разве что чуть позже. В конце концов, я начал отсчитывать шаги, пройдённые без остановки. Две тысячи, полторы, тысяча двести, тысяча, восемьсот…
Всё, не могу я дальше бежать! Ноги подкашиваются. Сердце в груди прыгает, словно от быстрого бега с места своего законного соскочило. Во рту пересохло, хоть последнюю каплю водицы живой туда выливай. Есть хочу, пить хочу, а больше всего – прилечь где-нибудь в сторонке и уснуть. И пропади всё пропадом! Лучше смерть, чем такое над собой истязательство!
Словно угадав мои мысли, клубок вдруг остановился и в какое-то боковое ответвление юркнул. Потом воротился, пару саженей вперёд прокатился и вернулся в укрытие. Я стоял, судорожно воздух глотая, и никак в толк не мог взять, чего он от меня добивается. Лишь когда он третий раз это упражнение проделал, я, наконец, догадался. Следы замести надобно! Пусть думают преследователи, будто я дальше по ходу подземному побежал.
Ну, это дело нехитрое! Водицы волшебной жалко, да чего уж там! Случай и в самом деле крайний. Если я сейчас хоть малость самую не вздремну, меня и ребёнок малый без труда поймает.
Долго ли я спал, определить не берусь. Но, наверное, не слишком. Потому как отдохнувшим я себя не почувствовал. Всё тело моё затекло и какие-либо движения совершать наотрез отказывалось. Вдобавок, пересохший язык помещался теперь во рту с превеликим трудом, а звенящая пустота желудка недвусмысленно на необходимость завтрака намекала. И всех троих я вынужден был жестоко разочаровать.
Утешало лишь одно – клубок путеводный по-прежнему рядом со мной находился. А иных, менее приятных соседей не наблюдалось. Собственно, клубок меня в чувство и привёл, уже продолжительное время по груди моей прыгая. Да понял я, понял! Чего ж тут непонятного?! Уже встаю.
Поразмыслив, я решил из закутка своего в главный ход не выбираться. Как знать, возможно, воевода уже выслал погоню, и она успела даже моё убежище миновать? В таком случае идти ей навстречу было бы глупостью непростительной. Лучше я боковой ход разведаю. В нём-то недругов точно быть не может. Не смогли бы они в такой тесноте на меня не наткнуться.
Клубок, похоже, моё мнение разделял и сам меня в ту сторону потянул. А следом и я свои ноги усталые потащил.
Шагов через двести ход начал ощутимо вверх подниматься, а немного позже, за поворотом я смог подъём тот даже разглядеть. Откуда-то сверху и спереди в подземелье слабый солнечный свет проникал. И воздух здесь был уже не таким застоявшимся, как в месте ночлега моего. Определённо, где-то поблизости выход находился.