А прохожий, о котором шла речь, преспокойно шагал себе по тротуару, лениво поглядывая на витрины магазинов, и не подозревал о страшной опасности, которая в эту минуту нависла над ним только потому, что на его руке поблёскивали самые обыкновенные часы марки «Зенит».
— Да я… — выхвалялся совсем разошедшийся Хоттабыч перед оторопевшим Волькой, — да я его превращу в…
Дорога была каждая секунда. Волька крикнул:
— Не надо!
— Чего не надо?
— Трогать прохожего не надо… Часов не надо!.. Ничего не надо!..
— Совсем ничего не надо? — усомнился старик, быстро приходя в себя.
Единственные в мире наручные солнечные часы исчезли так же незаметно, как и возникли.
— Совсем ничего… — сказал Волька и так тяжко вздохнул, что старик понял: сейчас главное — развлечь своего юного спасителя, рассеять его дурное настроение.
V. ВТОРАЯ УСЛУГА ХОТТАБЫЧА
Домой идти не хотелось. На душе у Вольки было отвратительно, и старик почуял что-то неладное. Конечно, он не подозревал, как подвёл Вольку. Но было ясно, что мальчик чем-то недоволен и что виноват в этом, очевидно, не кто иной, как именно он, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб. Надо было развлечь Вольку, поскорее рассеять его дурное настроение.
— Угодны ли твоему сердцу, о подобный луне, рассказы о приключениях удивительных и необыкновенных? — лукаво осведомился он у насупившегося Вольки. — Известно ли тебе, к примеру, история о трёх чёрных петухах багдадского цирюльника и его хромом сыне? А о медном верблюде с серебряным горбом? А о водоносе Ахмете и его волшебном ведре?
Волька сердито промолчал, но старик не смутился этим и торопливо начал:
— Да будет тебе известно, о прекраснейший из учащихся мужской средней школы, что жил некогда в Багдаде искусный цирюльник, по имени Селим, и были у него три петуха и хромой сын, по прозванию Бадья. И случилось так, что проходил мимо его лавки калиф Гарун аль Рашид… Только знаешь что, о внимательнейший из отроков: не присесть ли нам на ближайшую скамью, дабы твои молодые ноги не устали от хождения во время этой длинной и поучительной истории?
Волька согласился: они уселись на бульваре в холодке, под сенью старой липы.
Битых три с половиной часа рассказывал Хоттабыч эту действительно весьма занимательную историю и закончил её коварными словами: «Но ещё удивительней повесть о медном верблюде с серебряным горбом». И тут же, не переводя дыхания, принялся излагать её, пока не дошёл до слов: «Тогда иноземец взял уголёк из жаровни и нарисовал им на стене очертания верблюда, и верблюд тот взмахнул хвостом, качнул головой и сошёл со стены на дорожные камни…»
Здесь он остановился, чтобы насладиться впечатлением, которое рассказ об оживлении рисунка произведёт на его юного слушателя. Но Хоттабыча ждало разочарование: Волька достаточно насмотрелся в жизни мультипликационных фильмов. Зато слова Хоттабыча навели его на интересную мысль.
— Знаешь что, — сказал он, — давай сходим в кино. А историю ты мне после доскажешь, после кино.
— Твои слова для меня закон, о Волька ибн Алёша, — смиренно отвечал старик. — Но скажи мне, сделай милость, что ты подразумеваешь под этим непонятным словом «кино»? Не баня ли это? Или, может быть, так у вас называется базар, где можно погулять и побеседовать со своими друзьями и знакомыми?
— Ну и ну! — поразился Волька. — Любой ребёнок знает, что такое кино. Кино — это… — Тут он неопределённо поводил в воздухе рукой и добавил: — Ну, в общем, придём — увидишь.
Над кассой кинотеатра «Сатурн» висел плакат: «Детям до шестнадцати лет вход на вечерние сеансы воспрещён».
— Что с тобой, о красивейший из красавцев? — всполошился Хоттабыч, заметив, что Волька снова помрачнел.
— А то со мной, что мы опоздали на дневные сеансы! Уже пускают только с шестнадцати лет… Прямо не знаю, что делать… Домой идти не хочется…
— Ты не пойдёшь домой! — вскричал Хоттабыч. — Не пройдёт и двух мгновений, как нас пропустят, и мы пройдём, окружённые уважением, которого ты заслуживаешь своими поистине бесчисленными способностями!.. Только гляну, какие листочки показывают посетители той суровой женщине, что стоит у входа в любезное твоему сердцу кино…