– Хорошо местечко! – воскликнул он весело. – Так и поседел бы, не будь сед!
Кровать, впрочем, мало изменилась – разве только рассохлась и покрылась плесенью, простыни превратились в рваные тряпки. Не слишком напуганный преображением дома, старик собирался снова улечься, как вдруг услыхал со двора знакомый голос.
Голос рассыпался серебряным звоном, грохотал океанскими валами, выл ветром в узком ущелье. Старик не разбирал слов, но того и не нужно было: он узнал бы ящера, даже не видя его. Змею отвечал второй голос – то говорила ведьма. Судя по всему, беседовали уже давно. Старик взял посох и, стараясь не шуметь, подобрался к двери. Та была закрыта, но не заперта. Приоткрыв ее, старик выглянул во двор. Первым в глаза бросился полуразвалившийся колодец, из которого ведьма тянула ведро воды. Ящер был там. В золотой броне, серебрящейся под мертвенным лунным светом, он держал в пасти вербную ветку – бережно, чтобы не перекусить ненароком. Ветка сочилась соленой водой, когда ящер передавал ее колдунье. Сам опустил морду к ведру и принялся жадно пить.
Того уж не вынес старик: хотел выскочить во двор да ящера по спине посохом вытянуть. Только толкнул дверь – она тут же захлопнулась. Голова карлицы, сминаясь и кривясь, шипела:
– Не ходи-ходи-ходи, смерть-смерть-смерть там-там…
Из окна над его кроватью падал луч лунного света. Ширясь и удлиняясь, раскрывался, как дверной проем, и в проеме этом росла на полу длинная тень с двумя косами – как у хозяйки дома. В руках у пришельца был серп, и, хоть действо разворачивалось в тенях, лезвие блестело в лунном свете, как настоящее. Всякий человек испугался бы этого чудища, пускай оно и было лишь уродливым подражанием смерти. Но старик схватил посох, сорвал с него навершие – и не посох оказался это, а копье. Белый свет скользнул по острию, озарив на мгновение знаки, испещрявшие наконечник. Тень, растущая из окна, сжалась и спешно уползала в свою пустошь, пока старик надвигался на нее с копьем наперевес.
Только исчез серпоносец – старик выскочил во двор, стремясь врасплох застать крылатого врага. Но было поздно – змея простыл и след, лишь ведьма, стоя у колодца, тянула наполненное ведро.
– Не спится? – спросила она безразлично.
– Спится как в колыбели, хозяйка, – ответствовал старик. – Да только слышится отлично, вот и проснулся оттого, что вы с ящером беседовали.
– Здесь всякое чудится, старик. Вот и тебе почудилось.
– Говори что хочешь, добрая госпожа, а я своим ушам и глазам верю. Куда он пошел?
– Кто?
– Ящер мой. Куда направился?
– Не было тут ящера, путник, а и будь он здесь – не сказала бы. Вижу, враг ты ему злейший, не для добра преследуешь, убить хочешь.
– Это он тебе рассказал? Так ты ему не верь! Он лгать будет – глазом не моргнет. Должок у него ко мне, боится, что стребую, вот и бегает как от огня.
– Может, и так, а только никого я не видала, – упрямо сказала ведьма. – То морок был. Иди спать.
Старик не послушал совета. Следов ящера и вправду нигде не было, словно их умело замели. Но в том месте, где капал сок с вербной ветки, едва светящаяся лунка осталась. Потому как не сок то был.
Поблагодарив ведьму за гостеприимство, старик вскинул на плечо посох и двинулся по границе леса на восток.
Как старик гидру одолел
Подлесок был негустой. В широкие прогалины лился солнечный свет, и все вокруг дышало молодостью и покоем. Пожалуй, в этой части леса оказалось даже слишком спокойно. Не пели птицы, не шуршало в траве зверье, даже насекомых почти не было слышно. Единственным звуком, который доносился отчетливо, был шум реки, идущий с северо-запада. Как выжил этот лес без животных и насекомых, оставалось загадкой. Вероятно, семена разносило ветром – деревья стояли для того достаточно редко. Удовольствовавшись этим объяснением, старик направился к реке. Именно туда вел невидимый след ящера, по которому он шел. Легкий ветерок обдувал лицо, и все кругом казалось приветливым и теплым. Поначалу старик думал, что лес необитаем, и удивился, увидев большое животное, склонившееся над зарослями земляники. Приближаясь и вглядываясь в лесного гостя, старик понял, что то был вовсе не зверь, а женщина в платье из серой шерсти. Она собирала ягоды и складывала в широкую корзину рядом. Корзина была явно велика, если только женщина не собиралась найти целую прорву ягод. Ее появление обрадовало старика: хоть одна живая душа в этом лесу.
– Здравствуй! – приветствовал он женщину.
– И ты здравствуй, добрый человек. – Та подняла лицо. Оно оказалось нестарым, но изможденным, словно на нее в одночасье свалилось больше бед, чем многие терпят за жизнь.
– Славно земляника уродилась, – начал беседу старик. Ему подумалось, что женщина может жить у реки и выведет его из лесу быстрее, чем он доберется сам.
– И слава Небу, что так, – закивала женщина. – Только ею, родимой, и пробавляемся.
– Что так?
– Чудище в реке поселилось, будь оно неладно. Гидра восьмиголовая. Весь скот пожрала, а какой остался – так дохлый, зимы не переживет. Рыбы не ловим, к реке подойти боимся, а как без рыбы? Вот собираем что можем, а толку чуть!
– А где живет твоя гидра? – осведомился старик. Догадка уже зрела в его голове, но он решил пока не торопиться.
– Откуда ж она моя! – горько вскричала женщина. – А живет в овраге, у берега. Там ее логово. Да только не видел его никто, все больше в воде прячется. Житья от нее нет! Воду брать боимся, скотина не поена, да и сами скоро вымрем. Многих наших пожрала, кто к реке спускался. Так и ты, добрый человек, не ходи туда. Мимо реки иди. Это нетрудно – ступай поверху оврага – и выйдешь к ничейной воде. Скоро ли – не знаю, а выйти должен.
– Что ж вы сами не переселитесь?
– А как переселишься! Пороги по обе стороны, река что зверь остервенелый, только здесь и спокойно. Не можем мы уйти.
– Так и я не могу, матушка, – повинился старик. – Путь мой через реку лег, да и гидра эта – вовсе не гидра. Знаю я ее. Проверить хочу, так ли. А проверю – помогу одолеть.
– Да в уме ли ты! Наших было пятеро, с гарпунами, всех тварь проклятая порешила. Ты в возрасте, без оружия, без защиты, где тебе на гидру идти! Съест она тебя и костей не оставит.
– Страшна восьмиглавая, да и я непрост, – усмехнулся старик.
Он поднял посох и начертал им в воздухе треугольник. Тотчас грани треугольника загорелись ярким пламенем – и горели, пока старик не взмахнул рукой, стирая рисунок. Некоторое время женщина сидела неподвижно, затем выпрямилась. На лице ее показалась робкая радость.
– Может статься, тебя и ждали, – проговорила она. – Идем со мной! Село покажу, укрытие дам, накормлю чем соберется, а ты гидру помоги убить.
Она подхватила его под руку и потащила за собой, западнее речного рева. Старик подумал, что звук издавала вода, обивающая те самые пороги, о которых говорила женщина. В таком случае ему и вправду следовало идти за ней.
Вскоре показался крутой берег. Он обрывался неровно, словно огромные челюсти вырвали земной пласт, оставив в этом месте вогнутую дугу. За дугой и разместилась деревня в полтора-два десятка дворов. Полей старик не увидел, зато заметил ульи на окраине села и несколько худых коров, пасшихся на некотором отдалении («Раньше на тот берег гоняли, да гидра повадилась красть»). Над рекой нависал естественный мост: треугольный пласт земли тянулся от западного берега к восточному, пропуская русло под собой. Очевидно, село не знало земледелия и жило охотой и рыбной ловлей, собирало мед и пасло скотину. Двое мужчин, оправдывая догадку старика, мастерили во дворе гарпуны. Пожилая женщина развешивала белье. Две девочки и подросток лет тринадцати следили за стадом.
Женщина, приведшая старика, остановилась на краю села и громко проговорила, вытолкнув спутника вперед:
– Радуйтесь, радуйтесь, я привела могущественного чародея! Он поможет одолеть гидру, и прежние времена вернутся!