Кусок хвоста он забрал с собой, и они со змеихой миновали еще один коридор прежде, чем выйти в полупустое, скромных размеров помещение. Здесь свет лился, казалось, из самых стен, и старик погасил огонь в навершии посоха. Помещение было пусто. Гранитный выступ образовывал у южной стены нечто вроде грубой скамьи. За скамьей открывался проход в новый зал.
Оглядев покой и не обнаружив ничего занимательного, старик и змеиха ступили в смежное помещение.
Она была там. Гранитный постамент образовывал незамкнутую окружность, пустую внутри, чем-то напоминающую подкову. На этой окружности, широко расставив ноги, сидела на коленях богиня. Полностью обнаженная, она состояла наполовину из белого мрамора, наполовину – из красного, из каждого плеча ее выходило по три руки, необыкновенной красоты лицо, казалось, было выточено лучшим из земных ваятелей.
Старик слышал, что богиня состоит вся из серого булыжника, и был весьма удивлен, увидев белую и красную ее половины. Впрочем, обманутое ожидание нисколько не смутило его. Поклонившись в пояс, старик произнес учтиво:
– Долгих лет тебе и твоему дому, добрая госпожа. Я пришел издалека, ибо много слышал о тебе и твоем милосердии. Я отдарюсь чем пожелаешь, если окажешь мне милость. Со мной идет увечная змеиха, что спаслась от лесного бога: в ее правом крыле не осталось ни одной целой кости. Я слышал, ты никому не отказываешь в приюте и исцелении, не откажи и мне, скромному просителю из дальней земли.
Только произнес – поднялись каменные веки, и глаза чернее ночного неба взглянули на старика.
– Я никому не отказываю в приюте и никого не исцеляю. Сад с целебными травами по правую руку от меня: там ты найдешь все, что нужно.
– Благодарю тебя, добрая госпожа. Это все, чего я прошу.
Отвесив очередной поклон, старик покинул покой с постаментом и миновал просторный тоннель. Чем дальше шел по нему, тем явственнее долетали до его носа чарующие ароматы волшебного сада. Яркий солнечный свет вскоре показался вдалеке, и старик прибавил шагу, так не терпелось ему увидеть чудесный сад посреди зловещего жилища.
Но, пройдя коридор до конца, старик столкнулся с неожиданным препятствием. Решетка тончайшего плетения закрывала вход. Не было на свете металла прекраснее и узоров изящнее, чем эти. На сверкающих белых воротах пели длинношеие птицы, цветы клонили венчики к земле, ручьи низвергались с холмов, превращаясь в шумящие водопады ртути, и словно бы целый сад существовал на воротах, закрывавших вход в сад настоящий.
Старик уже понял, что не доберется до заветного края, но из упрямства все равно осмотрел замок и попробовал открыть его простеньким заклятием. Замок ожидаемо не поддался, и старику пришлось ни с чем воротиться к богине.
– Добрая госпожа, – начал он снова. – Я пошел куда ты сказала, но наткнулся на ворота из белого металла, похожего одновременно на ртуть и на золото. Ничего чудеснее этих ворот я не видел в подлунном мире, но сад, лежащий за ними, закрыт для меня. Как же я могу воспользоваться травами, что там растут, если не миную ворота?
Богиня протянула к нему одну из шести рук, и старик увидел тонкий, изящной работы ключ из того же металла, что и ворота. Но не приблизился и не попытался взять, ибо даже глупцу было понятно, что богиня не отдает его, а лишь показывает.
– Ворота открываются этим ключом. Окажи мне услугу – и я отдам его. Ты говорил, что отдаришься чем пожелаю, так слушай мое желание. Много людей приходит сюда, прослышав о моей красоте и несметных богатствах, которые я охраняю. Они охвачены похотью, вожделением, страхом и жаждой наживы. Они говорят со мной о золоте и белой ртути, о волшебных цветах моего сада и о том, как прекрасны мои руки. Я даю им что они хотят, а затем пожираю зубами всех живых существ, которые собрала. – Богиня оскалилась, и старик увидел, что верхний ряд ее зубов являет собой сплошную режущую кромку, а нижний – частокол ящериных клыков. – Они говорят о себе и обо мне, – продолжала хозяйка дома, – но никто не говорит о любви или милосердии. Расскажи мне о милосердии, и, если твой рассказ тронет меня, я отдам тебе ключ.
– Что ж, изволь, – поклонился старик. Усевшись на полу напротив богини, так, что пришлось смотреть на нее снизу вверх, он начал свой рассказ.
… То было много лет назад, так давно, что и не упомнишь точно. Еще не родилась третья дочь, душа моя Эйза, когда бродил я по южной Герне в поисках солнечной кошки. Говорили, кошка жила на знаменитом Медном берегу, в колыбели чудовищ, а солнечной звалась оттого, что пожирала отражения солнца в воде и потому каждая ее шерстинка сияла как золотая нить. Так я забрел в одну пустынную местность, где лишь глина и песок царили безраздельно. А надо сказать, что Медный берег и самая Герна – край богатый и плодородный, и пустынь там никогда не бывало. Я немало удивился этому и оттого решил исследовать странное место и задержаться дольше, чем собирался вначале.
Днем солнце палило так нещадно, что, не знай я, где нахожусь, решил бы, что забрел в степи Западного Лаурадамана, к самому огненному поясу, где вся вода, что есть в человеке, может высохнуть за десять ударов сердца. Однако ночью пустыня сделалась еще более зловещей. Не успела погаснуть заря, как вокруг воцарился страшный холод, такой, что, не знай я, где нахожусь, решил бы, что злой рок занес меня на крайний север, в ледяные пустоши. Поднялся сильный ветер, и я решил найти укрытие, чтобы переждать бурю. Так я долго шел по однообразной равнине, пока передо мной не выросла стена. Была она выше самой высокой сосны на моем острове, вся черная, будто уголь, и я сел под ней и стал ждать, когда ветер утихнет. На камне я заметил трещины, какие создает на скальных породах резкая смена тепла и холода. Эти трещины, словно порезы, тянулись вдоль всей стены, и я подумал, что несчастлива скала, оказавшаяся в этом гиблом месте.
Наутро сделалось жарко, будто в печи, и я решил обойти стену и узнать, насколько она велика. Я шел так долго, что солнце миновало зенит, а стена все тянулась и изгибалась, и не было видно ей конца, и до границы земли и неба доходил потрескавшийся гранит и терялся в мареве. Тогда, моя госпожа, я обернулся соколом, ибо могу принимать облик любого существа на земле, и поднялся так высоко, что смог перелететь через стену. И вот, госпожа, я увидел лабиринт, такой огромный, что твой дом мог бы поместиться в нем сто раз и потеряться. Лабиринт тянулся насколько хватало глаз, и даже зрение хищной птицы, острее которого нет на земле, не могло увидеть противоположную стену. Внутри лабиринт был черен как ночь, и я понял тогда, что ничто живое не сможет выйти, если вдруг окажется внутри.
Лишь силы неживой природы не боялись его могущества. Молнии разбивали камень, смена холода и жара крошила и резала его, ветры выдалбливали в нем глубокие трещины, и я удивился, что земные пласты еще не расходятся под ним. Я не знал, за что небесное семейство невзлюбило лабиринт, но сердце мое тронула жалость, и я спросил у ветра восточного, за что он и его братья крошат камень и почему бросают с неба молнии и громы. И господин востока, жестокосердный Хинвали, отвечал мне, что в лабиринт носят кровавые жертвы и вымазывают его стены кровью и жиром умерщвленных созданий, а им, небесному семейству, крови не достается, и оттого стремятся они уничтожить лабиринт, дабы показать, кто воистину хозяин здешних мест. Тогда я сказал ему, что заберу лабиринт с собой и унесу на свой остров, где нет людей и никто не будет приносить ему кровавых даров в обход небесного семейства.
Так я призвал все создания, что служили мне, и минуло сорок лун, прежде чем они выкопали лабиринт. Я перенес его в пустынную часть острова и обещал ему богатые дары, которыми он насытится до того, что дитя сможет без опаски играть под его стенами. С тех пор минуло много лет, и слово мое твердо.