Долгие три месяца он корчился от боли, он даже плакал, потому что смерть пришла внезапно и не дала им проститься. Через месяц острый нож вошёл глубже под рёбра. Через три, когда он в первый раз вышел на улицу, боль так глубоко проникла в него, что растворилась в теле, и теперь он сам стал болью.
Теперь не было горьких слёз, не было безумного хождения от стены к стене вперемешку с шептанием её имени, как будто это могло её воскресить, как будто она могла услышать его страстный зовущий шёпот и вернуться на землю, не было разговоров с богом, который зачем-то поступил так жестоко. Всё это растворилось в нём, заполнило каждую клетку тела, и теперь напоминает о себе только спущенными уголками губ будто в плаче и глубокими морщинами.
Сегодня он сидит на скамейке в парке, куда они приходили вместе. Пустой тюбик от краски.
Маргретта часто снится ему, особенно когда на улице гроза. Жена их боялась. Как только первая беззвучная вспышка озаряла небо, Маргрет закрывала все окна в доме и плотно занавешивала шторы, чтобы ни одна искра не проникла в их надёжный тёплый дом.
Она оставляла свет в гостиной, а остальная часть дома погружалась во мрак. «Иначе выбьет пробки», - говорила она. Потом отодвигала кресло от окна, устроив его в другом конце комнаты, забиралась в него с ногами, и ждала, когда всё закончится. Теперь он делает так сам, не потому что боится грозы, а потому что кажется, что она рядом, сидит вместе с ним в кресле. Жизнь после её смерти - одинокое дело.
Конечно, дети приезжают на праздники. Не всегда в полном составе, но ведь они и не должны дежурить у его кровати. Родители и дети - одно целое, пока дети на научатся завязывать шнурки, а потом - они пусть и родные, и любимые, но немного чужие люди. Это с Маргрет они были одной командой, и в горе и в радости.
Рука сползла с бедра на скамейку, схватила шляпу и водрузила на голову. Мужчина медленно поднялся. Сейчас не хватает трости, которая осталась одиноко подпирать стену у входной двери. Ладно, он и так справится. Медленно-медленно, но справится. Некуда спешить.
Он двигался вдоль аллеи. Мимо проплывали разноцветные силуэты людей. Даже звуки и то приглушённые. Бабочка врезалась в плечо и, ошеломлённая, не разбирая пути, полетела дальше.
В его голове назойливой мухой жужжала какая-то мысль. В последнее время он разучился их понимать, или, наоборот, научился не замечать. Кто сейчас разберет? Важно вот что: небо затянули тучи и воздух стал тяжелым. Синий фургончик больше не блестел на солнце. Этот парк никогда не ошибается с погодой. Зашуршал ветер листьями, сгустился и потемнел воздух в аллеях - значит, быть грозе. Остаётся только прийти домой, закрыть плотно шторы и ждать, когда она мягкой поступью войдёт в гостиную.
Конец