– А что было утром? – спросил Осип.
Осип – третий жилец в квартире на Невском проспекте. Он был другом и соратником Ипполита. Это был человек огромного роста и с совершенно не петербургским смуглым лицом.
– Какой-то старик пел на улице. Быть того не может, чтобы вы этого не слышали.
Ипполит посмотрел сначала на друга, потом на сестру. Алиса покачала головой.
– Я ничего не слышала.
– И я не слышал, – сказал Осип.
– Непонятно, как можно было спать при таком адском скрипе, – Ипполит поцокал языком, осуждая домочадцев, и тут же закричал. – Агата!
Кухарка Агата, которая без всякого сомнения слышала этот вопль, не торопилась.
– Агата! – снова закричал Ипполит.
Наконец, явилась Агата. Она остановилась в дверях столовой. Ее правая рука лежала на бедре, что говорило о крайней степени возмущения.
– Чего-с? – спросила она таким тоном, что Ипполит забыл, зачем позвал ее.
Алиса обернулась и бросила на кухарку быстрый взгляд. Агата тотчас смягчилась, убрала руку с бедра и спросила немного ласковее.
– Звали?
– Кофий! – потребовал Ипполит. – Кофий!
Агата ушла, а Алиса посмотрела на брата с удивлением.
– Что же это за пение такое было, что ты даже завтракать отказываешься?
– Дело, в общем-то, не в пении. Дело в старике. Он показался мне знакомым. Впрочем, я не помню никого с такой бородой и волосами.
– А что если борода и волосы фальшивые? – спросил Осип.
– На что ему такой маскарад? – удивился Ипполит.
– Не знаю. Положим, что все-таки они фальшивые. Если убрать волосы и бороду, что будет?
– Ну … во-первых, наш старец может оказаться ни таким уж и старым, – начал Ипполит. – Во-вторых, он может оказаться выше, потому как длинные волосы зрительно укорачивают силуэт. К тому же он может быть намного стройнее, потому как неизвестно, что у него там под широкой рубахой. Вдруг, там еще одна рубаха и еще.
Ипполит задумался.
– Его взгляд – вот что меня поразило. Я уверен, что знаю его или, по крайней мере, знаю тот тип людей, кому может принадлежать подобный взгляд.
– Думаешь, он преступник? – спросила Алиса.
– Не сомневаюсь, – с уверенностью ответил Ипполит. – Покопаюсь в картотеке, чем черт не шутит. Прикажи Агате, подать кофий в мой кабинет.
Под кабинет Ипполита была отдана самая большая комната в квартире. Оба окна были плотно занавешены, так что комната всегда была погружена в темноту и освещалась только свечами в двух тяжелых бронзовых подсвечниках. Эта комната понравилась бы всякому, кто любит порядок. По центру стоял массивный стол из красного дерева, с одной стороны стола – широкое кресло, с другой крепкий стул с высокой спинкой. Все стены были заставлены шкафами, каждый из которых имел множество выдвижных ящиков. Ящики были пронумерованы и подписаны. Каждый из этих ящиков содержал бесценную информацию. Например, один из таких ящиков был посвящен самой ловкой и удачливой воровке Маргарите. О ее красоте, изяществе и вместе с тем невероятной физической силе ходило много толков.
Ипполит гордился своей картотекой. Каждый день он проводил несколько часов, перебирая карточки, добавляя новые, исправляя старые. Он возился со своей картотекой так, как некоторые дамочки со своими маленькими собачками, которых они старательно вычесывали каждый день. Вся картотека была поделана на три части. Первая часть – карточные шулеры, вторая – воры, третья – убийцы.
Ипполит раздумывал, с какой из этих частей стоит начать. Старик – точно не из карточных шулеров. Значит, остаются воры и убийцы. Калинкин подошел к высокому шкафу – самому большому в кабинете. Весь он был отдан «под воров».
В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вошел Осип с подносом, на котором стоял серебряный кофейник и две чашки. Видимо, Агата все еще дулась, что ее завтраку предпочли кофе.
– Думаешь, он из воров? – спросил Осип и аккуратно поставил поднос на стол.
– Да-да, это возможно, – ответил Ипполит, который все еще находился в задумчивости. – Я считаю, он из утренних. Скорее всего, он отвлекает, а его напарники в это время чистят квартиры или лавки. А ты что думаешь?
– Заметь, странный способ отвлекать.
– Вспомни семейство Чичуа! – сказал Ипполит. – Вот уж, где был странный способ отвлекать народ. И тот работал.
– Что за Чичуа?
– Ба! Ты не помнишь? Семья, которая обчищала лавки мелких торговцев. Двое мальчишек, их отец и мать. Каждый раз сорванцы устраивали на улицу драку между собой. Причем они так эффектно инсценировали ссору, что люди боясь, как бы они друг другу глаза не выцарапали, бросались их разнимать. Начиналась свара. Даже экипажи, что проезжали мимо, останавливались. Лавочники выходили на улицу и бросали свои лавки. А тем временем, пока мальчишки дрались, их родители входили в лавки и брали все, что под руку подвернется.