— Она была слишком грузна, слишком тучна, — проговорил он. — Должно быть, эта женщина чересчур много ела. В ее возрасте я бы больше следил за собой.
Господин Дарон был на два года старше покойницы, однако он утверждал, что ему только семьдесят лет.
Несколько месяцев спустя наступила очередь Анри Бриссо. Г-н Дарон очень разволновался. На этот раз умер человек столь же худощавый, одного с ним возраста, даже на три месяца моложе, и, ко всему прочему, благоразумный. Он не решался расспрашивать далее, ожидая, что доктор заговорит сам, однако не вытерпел и сказал с беспокойством:
— Значит, он так сразу и умер? Но ведь на прошлой неделе бедняга был совсем здоров. Он, верно, был в чем-нибудь неосторожен, не правда ли, доктор?
Доктор с улыбкой ответил:
— Не думаю. Дети его мне говорили, что покойный был человек осмотрительный.
Тогда, не в силах более сдерживаться, г-н Дарон произнес голосом, полным муки:
— Но... но от чего же он тогда умер?
— От плеврита.
Для старика это была радость, подлинная радость. Он даже захлопал своими сухонькими, сморщенными ручками:
— Черт возьми, я ж вам говорил, что он был в чем-то неосторожен. Плеврит не появляется без всякой причины. Вероятно, он хотел прогуляться после обеда, и холодный воздух охватил ему грудь. Плеврит! Ведь это несчастный случай, а не болезнь. Только безумцы умирают от плеврита.
И он весело принялся за обед, заговорив о тех, кто остался в живых.
— Теперь их всего пятнадцать, но ведь эти-то крепкие, не правда ли? Такова жизнь — наиболее слабые падают первыми. Люди, которые перешагнули за тридцать, вполне могут дожить до шестидесяти, а те, которым за шестьдесят, часто доживают и до восьмидесяти. Те же, кому перевалило за восемьдесят, почти всегда достигают ста лет, потому что они более крепкие, более мудрые и больше закалены, нежели остальные.
В течение года умерли еще две старухи. Одну свалила дизентерия, другую — удушье. Г-на Дарона очень позабавила смерть первой. Он решил, что она, вероятно, поела накануне чего-нибудь возбуждающего.
— Дизентерия — бич неразумных. Черт возьми! Вам, доктор, следовало бы проследить за режимом пациентки.
Что же касается второй старухи, погибшей от удушья, то смерть ее можно было объяснить лишь пороком сердца, скрытым прежде.
Но вот однажды вечером доктор объявил о кончине Поля Тимоне, похожего на мумию человечка, чью сотую годовщину хотели использовать в целях рекламы курорта.
Когда г-н Дарон по своему обыкновению спросил, от чего тот умер, доктор ответил:
— Ей-богу, ничего об этом не знаю.
— Как ничего не знаете? Вы же всегда знали. Не было ли у него какого-нибудь органического повреждения?
Доктор покачал головой.
— Нет, никакого.
— Может быть, заболевание печени или почек?
— Нет, и печень и почки были здоровы.
— А уверены ли вы в том, что желудок его работал исправно? Ведь приступ часто происходит из-за несварения желудка.
— Никаких приступов у него не было.
Г-н Дарон, весьма озадаченный, заволновался:
— Послушайте, но от чего-то он все-таки умер? От чего же, как вы полагаете?
Доктор развел руками.
— Я ничего не знаю, совершенно ничего. Он умер, потому что умер, вот и все.
Г-н Дарон спросил расстроенным голосом:
— Сколько же ему было лет? Я что-то не припомню.
— Восемьдесят девять.
И старичок, недоверчиво взглянув на доктора, радостно воскликнул:
— Восемьдесят девять лет! Так, значит, он умер не от старости!